За линией фронта

Сразу же завязывается беседа. Емлютин говорит, что в Брянском лесу он уже давно, «примерно ровесник Бондаренко», и рассказывает о еще не известных нам партизанских отрядах. В Навльском районе действует отряд тамошнего подпольного райкома партии во главе с секретарем райкома товарищем Суслиным. В Дятьковских лесах орудует отряд Михаила Ильича Дука.

— Прекрасная, героическая история у него, — увлекаясь, говорит Емлютин. — Пилот военного самолета. Потерпел аварию над Брянским лесом. Спустился на парашюте. Организовал отряд и сейчас жестоко бьет фашистов.

Под Брянском бьется Ромашин. В самом Брянске подпольщики чуть ли не каждую ночь замораживают паровозы, и немцы бессильны помешать этому…

— Кстати о Навльском отряде и о том, как я попал к вам, — улыбается Емлютин. — Суслин как-то мне говорит, что его бойцы задержали трех или четырех военных, которые выдают себя за партизан отряда Сабурова и якобы пробираются к фронту. Признаться, в те поры я понятия не имел о вас и как-то пропустил это мимо ушей. Случилось так, что эти задержанные осели в отряде у Суслина. И сейчас один из них творит чудеса. О нем даже песни поют у нас в лесу.

— Да кто же это?

— Армеец. Лейтенант Филипп Стрелец.

Так вот, оказывается, как сложилась его судьба! Вспоминается барак лесорубов под Зерновом, ночник на столе, вой ветра и мрачный Стрелец, сидящий у стены. Значит, все-таки остался в тылу и нашел свое место…[10]

— Ну вот, — продолжает Емлютин. — Доходят до нас слухи о ваших операциях: станции разбиваете, города берете. И решил я познакомиться с вами. Сначала к трубчевцам заехал, а сейчас, как видите, к вам.

Неожиданно Емлютин громко и заразительно хохочет.

— Да, нечего сказать, заехал! — сквозь смех говорит он. — За семью замками живете, товарищи. Верблюду легче пройти сквозь игольное ушко, чем до вас добраться.

— Нет, вы только послушайте, товарищ Сабуров, какую он напраслину на нас возводит, — улыбается Бондаренко.

— Какая же тут напраслина? — все еще продолжая смеяться, говорит Емлютин. — Еду к Алексею Дмитриевичу. И ведь не просто еду — по его приглашению, с его связным, с товарищем Антоном. И вдруг заставы, свист, пароли, всякие арифметические упражнения.

— Да, эта бондаренковская арифметика нам известна, — замечаю я.

— Что вы говорите? Неужто известна? — насмешливо перебивает Емлютин. — Нет, уж не прибедняйтесь, Сабуров. Едем с Бондаренко к вам. Надеюсь, теперь-то уже все пойдет гладко. Не тут-то было! Черт знает откуда вылезают заставы. Какой-то парень — ну до чего же строг! — пароль требует у Бондаренко, хотя тут же именует его по имени и отчеству.

— Это из нашей группы самообороны, — замечаю я.

— Уж не знаю, где вы ее раздобыли, только пароль такой сложный, что, сдается мне, тут не арифметикой пахнет, а высшей математикой. Нет, хорошо, товарищи! Очень хорошо! По-хозяйски… Ну, хозяин, поведайте-ка о своем житье-бытье.

Рассказываю Емлютину о прошлых операциях, делимся нашими мечтами, планами на будущее.

— Я ведь не с пустыми руками к вам, — внимательно выслушав нас, говорит Емлютин. — Хочу предложить объединение партизанских отрядов в масштабах всего Брянского леса. Как вы на это посмотрите?

Предложение неожиданное. Помню, я долго тогда ходил по комнате и думал о том, что оно даст нам. В конце концов пришел к выводу: излишняя концентрация отрядов едва ли принесет ощутимые выгоды.

— У меня другое предложение, товарищи, — наконец, говорю я. — Наши четыре отряда — мой, два Харьковских и Донецкий, — под единым командованием выходят на южную окраину Брянских лесов и развертывают боевые действия в украинских районах — на севере Сумщины и Черниговщины. Вы организовываете новое соединение из отрядов, действующих севернее, непосредственно в Брянском лесу. Само собой разумеется, мы будем максимально контактировать наши действия. И тогда весь Брянский лес — от Зноби до Навли, от Суземки до Десны — будет единым партизанским краем.

Прикидываем так и этак, обсуждаем детали, приходим, как будто, к окончательному решению, как вдруг Иван Егорович Абрамович спохватывается:

— Позвольте, а как же с Трубчевском, товарищи?

— Не волнуйся, — смеется Бондаренко. — Трубчевск твердо стоит в плане. Он вроде больного, которого уже положили на операционный стол: при всех обстоятельствах вмешательство хирургии неизбежно. Наша же новая организационная структура вступит в силу лишь после Трубчевской операции, если, конечно, эту структуру утвердит Большая земля.

Разговор, естественно, переходит на предстоящий штурм Трубчевска.

Бондаренко рассказывает о крепкой подпольной организации, созданной в городе. Душа этого подполья — Алеша Дурнев. Хозяйка подпольной квартиры — его мать, Мария Ивановна.

Абрамович докладывает, что в Трубчевске созданы военные боевые группы: они вступят в бой, как только партизаны войдут в город.

— Мы продемонстрируем фашистам новую операцию, основанную на сочетании действий вооруженного подполья и партизанских отрядов, — замечает Бондаренко.