За линией фронта

— А что райком может сделать? — продолжает возражать повар. — Сам видишь — зима. Пойдешь по снегу на операцию, следы за собой оставишь и непременно за собой «гостей» приведешь. Вот тогда…

— Командир проснулся, — перебивает дежурный.

У землянки стоит невысокого роста мужчина в теплой шапке, в накинутом на плечи тулупе. Это Капралов — командир отряда.

— Дежурный, подъем давай! — кричит он.

Заметив нас, подходит, крепко жмет руки.

— А мы вас только сегодня вечером поджидали… Хорошо, что приехали. Пока завтрак будут готовить, пойдемте, потолкуем.

Мы сидим в командирской землянке. По обеим сторонам деревянные нары. В углу стоит железная бочка, приспособленная под печь. Посредине стол. Начальник штаба раскладывает на нем карту района. Тут же жена командира — она, оказывается, живет в отряде.

Докладывает командир…

Нет, это не командирский доклад. Легко и плавно течет речь. Слова пустые, невесомые — вылетают и словно тут же тают в воздухе.. Ну, прямо, голубок воркует.

Хорошо, привольно голубку. Чистое синее небо. Ласково светит солнышко. На полочке вкусные зернышки. Сейчас голубка выйдет из голубятни. Он поворкует с ней и опять взлетит в безоблачную высь…

По мнению командира, в районе все обстоит как нельзя лучше. Отряд собран. Землянки построены. С водой вопрос разрешен: костер горит днем и ночью — дежурные непрерывно плавят снег. Начинает налаживаться связь с селами, даже с райцентром. Немцы исчезли. Только в самом Брасове остался крохотный гарнизон. Правда, в Локте Воскобойников организовывает «партию», но в нее никто не идет, и она развалится сама собой… Одним словом, в районе все блестяще. А тут еще наша армия наступает. Говорят, партизаны захватили Суземку.

— Короче, гроза проходит, — говорит в заключение Капралов. — Горизонт очищается. Теперь можно начинать действовать. Думаем завтра Игрицкое брать, — торжественно заканчивает он и, довольный собой, садится.

Я слушаю его, и во мне все кипит. Хочется разбить это благодушие, взволновать, заставить заняться делом.

— Игрицкое? — переспрашиваю я.. — А вам известно, что позавчера Игрицкое заняла полиция и в селе обосновался крупный полицейский гарнизон?

— Вот как?.. Это для нас новость, — удивленно замечает Капралов и замолкает до конца нашей беседы. Словно в небе неожиданно появился ястреб, и голубок сник, спрятался в голубятню…

Поднимается секретарь райкома.

— Должен признаться, товарищи, я новичок в партийной работе, а в подпольной тем более: все наши секретари ушли в армию, и мне неожиданно поручили это дело… Трудно было в первые дни. Очень трудно. Тем более, что недостатков — хоть пруд ими пруди. Сейчас как будто начинаем понемногу налаживать работу. Вчера выбрали бюро райкома. Наметили план. Одно горе — никак не можем договориться с командиром. Он считает, что райком мешает ему. Поэтому и решил встретиться с вами и просить помочь нам.

Чуть помолчав, секретарь продолжает, обращаясь к Капралову:

— Плохо ты говорил, командир. Очень плохо. Зря так небрежно отмахиваешься от «партии» в Локте. Уже только тот факт, что в нашем районе появилась такая нечисть, позор для нас обоих — для тебя, командира, и для меня, комиссара отряда и секретаря райкома. Мне известно, что охрана Воскобойникова состоит из старых опытных царских офицеров. Их собрали отовсюду — из Франции, Чехословакии, Польши. Это — ядро. И пусть народ не идет к ним, но в Локоть потянется всякая шваль, отбросы, накипь, которой нечего в жизни терять… Вот, не угодно ли?

Секретарь протягивает мне «Манифест» и «Декларацию», выпущенные Воскобойниковым.

Быстро проглядываю оба документа. Это какая-то мешанина: тут «единая неделимая Русь» и «долой большевиков», и «священная частная собственность», и «права трудящихся». Вместе с офицерским ядром «партии» все это невольно напоминает мне те заговорщические «группы» и «партии», что десятками создавала на нашей земле Антанта в годы становления советской власти…

— А что, если мы вольем в наш отряд две боевые вооруженные группы во главе с командиром артиллерийского полка и комиссаром авиаполка? — предлагаю я, думая о Балясове и Тулупове.

— Это было бы прекрасно! — охотно соглашается секретарь. — Они отряд укрепят, райкому помогут.

— У нас и так командуют все, кому не лень! — недовольно замечает Капралов. — А вы еще хотите начальников добавить. Скоро у нас будет больше командиров, чем бойцов.

— Зазнайство! — резко обрывает Богатырь. — Вы еще пороха не нюхали, а разыгрываете из себя невесть что.

Останавливаю Захара и предлагаю назначить Балясова заместителем командира отряда, а Тулупова командиром группы бойцов, которые будут влиты в отряд к брасовцам.

— В связи с этим хочу предложить освободить меня от комиссарских обязанностей, — вступает в разговор секретарь райкома. — Мне трудно быть одновременно и секретарем, и комиссаром. Да едва ли и целесообразно такое совмещение… Может быть, назначим комиссаром товарища Тулупова?

— Мне кажется, об этом сегодня рано говорить, — замечает Богатырь. — Вы поближе приглядитесь к новым товарищам, они познакомятся с вами. Тогда и решите. Тем более, это дело райкома.