За линией фронта

— Подпись неразборчива, — замечаю я.

— Зато автор ясен. Как на ладошке, — отвечает Богатырь. — Четверть века тосковал о родине, о белой березе, а вернувшись, украл белье у замученной им девушки и мечтает о вилле в Швейцарии. Вот уж поистине воронье: недаром помощник Воскобойникова именовал себя «Вороной»… Люди без чести, без роду и племени…

— Интересно, — задумчиво говорит Пашкевич. — Им, оказывается, приказано именоваться советскими гражданами… Очень интересно…

Потом виновато смотрит на меня и спрашивает:

— Как же теперь с разведкой, Александр?

— Возьму на себя. А ты лежи, отдыхай.

Входит Саша Хабло и передает радиограмму:

«В ночь на 10 января ждите самолет на выброс груза и двух человек…»

Дальше идет точный перечень сигналов.

— Только подумать, что творится!.. Нет, отдыхать теперь не время, — упрямо говорит Николай. — Я могу руководить разведкой, даже лежа в постели… Муся, подойди сюда. Вот что, дорогая: немедленно отправляйся в Смилиж и приведи сюда Лиду. Приведи во что бы то ни стало. Я должен сам с ней поговорить. Должен знать, кто выдал и кто убил Василия, должен распутать весь этот узел… Нет, Александр, отдыхать я не имею права. Да к тому же все идет на поправку.

Пашкевич, забывшись, хочет повернуться ко мне — и закусывает губы: очевидно, даже малейшая попытка шевельнуться приносит ему мучительную боль. Глаза его плотно закрыты. На лбу выступают мелкие капельки пота.

— Что с тобой, Николай?

— Пустяки… Неудобно повернулся… Пройдет, — с трудом отвечает Пашкевич и пытается улыбнуться. — Слышишь, Муся: сегодня же уезжай. Торопиться надо. Время не ждет…

Раздается стук в дверь. На этот раз входит наш хозяин, Степан Семенович Калинников.

— У ворот гонец из Холмечей ждет. Из самообороны. С донесением.

Гонец одет в широкий нагольный тулуп. За спиной висит на ремне винтовка. Передает записку: командир группы самообороны села Холмечи сообщает, что из Навли на Суземку движется пешим порядком по полотну железной дороги немецкая дивизия.

— Дивизия? — невольно вырывается у Захара. — По полотну? Там же снег по колено… Нелепость какая!

Поистине нелепо: как может дивизия со своими обозами идти по полотну давным-давно бездействующей дороги? Зачем?

Подходим к карте. Навля и Суземка стоят на железной дороге Москва — Киев. Между ними Холмечи. С этой стороны у нас нет никаких заслонов. Суземка под ударом.

— Что делает ваша группа?

— Выводим народ в лес, в землянки.

— Очевидно, дело серьезное, — задумчиво говорит Богатырь. — Надо срочно решать.

Приказываю группе Кочеткова и взводу Лаборева немедля выйти к разъезду Нерусса, что стоит на той же магистрали, километрах в десяти от Суземки, и в случае появления противника тотчас же сообщить Суземскому райкому, нам, в Пролетарское, и перекрыть дорогу на Чернь. Группа Федорова идет на помощь Суземке и везет мое письмо к Паничеву. Рева выезжает в Холмечи.

— А тебе, Николай, придется на всякий случай переселиться в землянки. Там спокойнее.

— Я никуда не уеду, — решительно говорит Пашкевич. — Мое место здесь, с вами, — в штабе. Нечего создавать панику из-за моей персоны.

Николая долго уговаривают, но он стоит на своем.

— Я приказываю тебе! — наконец, резко говорю я.

Пашкевич подчиняется. Григорий Иванович с Петровной укутывают его тулупами, одеялами и увозят на нашу лесную базу. С ними вместе уезжает доктор. Богатырь уходит проследить, как собираются люди Кочеткова и Лаборева.

— За одеждой надо приглядеть. Мороз, — беспокоится Захар.

Я остаюсь один.

*

Сижу у карты и стараюсь разгадать, зачем фашисты послали свою часть (в то, что это дивизия — не верится!) по этой мертвой, заваленной снегом железнодорожной магистрали, проходящей через лесную глушь? Хотят ударить по Суземке? Как защитить ее? Как отвести удар от городка — первого и единственного, которым владеем мы в нашем только что рождающемся партизанском крае? Или, быть может, все это пустая тревога?..

Проходит час. В комнату быстро входит Богатырь.

— В направлении Холмечей слышится стрельба. Сейчас Павел должен быть уже там. Мне кажется, Холмечи горят.

Значит, это не пустая тревога. Может быть, вызвать Юзефа: ведь он несколько дней назад был в Навле?..

Юзеф входит в комнату и радостно улыбается: наконец-то начальство решило говорить с ним. Но сейчас мне некогда разговаривать с Юзефом.

— Сколько дней вы были в Навле? — сухо спрашиваю я.

— Два дня, — растерянно отвечает он.

— Там стояла немецкая дивизия?

— Нет. Там есть очень мало войска.

— По нашим сведениям, в Навле стояла дивизия, и сейчас она идет сюда.

Юзеф удивленно смотрит мне в глаза, стараясь понять, чем вызван этот допрос. Недоверием к нему? Попыткой уличить во лжи?

— Юзеф дает честное слово, — наконец, раздельно говорит он. — В Навле совсем пустяки войска.

Нет, у Юзефа больше ничего не выжмешь.

— Можете идти.

— Когда товарищ командир будет иметь со мной разговор? — настойчиво спрашивает Юзеф.

— Завтра. Вы свободны.