Яков снисходительно кивнул в ответ. Беременная рувимка и ее охранники удалились поспешно к воротам. Зрители тоже, почувствовав, что сегодня представлений больше уже не предвидится, начали медленно расходиться по подъездам.
Совсем скоро на площади остались только Яков и Тур. Наш герой еще долго стоял в мечтательной задумчивости, в которой забываешь обо всем, что происходит вокруг. Впервые за все время пребывания в авелийском государстве он испытал чувство полного и глубокого удовлетворения. Яков был доволен, как решилась судьба этой несчастной осужденной, доволен тем, как он повел себя на суде и, самое главное, своей решительностью. О самой беременной он уже почти не вспоминал. Зато в памяти его то и дело всплывали его властный повелевающий тон, с которым он обратился к бранящейся черни.
Это был тон человека-волка, человека, в руках которого была зажата власть, тон мудреца с душою и сердцем безумца, тон, перед которым всегда будет преклоняться народ.
Возможно, наш юный друг еще долго бы стоял вот так, рядом со своим вожаком и лелеял свои тщеславные мысли, захватившие все его неокрепшее детское сознание, если бы вдруг над головою его не послышался заливистый громкий шум.
Яков поднял глаза в небо и увидел белое воздушное судно. Из его окна, открытого настежь, высовывалась наружу знакомая рыжая голова Алона. Он помахал Якову своей веснушчатой ладонью и закричал, что было мочи, стараясь перебить громкий звук тарахтевшего мотора:
– Едом, зачем ты так далеко забрался! Мы еле тебя нашли! Двигай скорее к нам!
И, не дождавшись ответа Якова, он растворился в круглой створке иллюминатора. Через секунду дверь аэробуса распахнулась. На пороге стоял все тот же рыжий противник нашего героя с веревочной лестницей в руках. Бросив последнюю к ногам Якова, он опять скрылся в кабине.
Бывший шахтер с бледной тоской посмотрел в лицо Тура, источающее довольство.
– Мы еще увидимся, верно? – робко спросил Яков своего товарища, который за долгое время странствия по Менувальским окраинам стал для него уже таким родным и любимым.
Тур лишь холодно кивнул в ответ и указал рукою на дверь аэробуса. В эту самую минуту он желал лишь одного – чтобы Яков поскорее присоединился к остальным жителям Чистилища.
Наш герой протянул Туру руку, но тот почему-то решил оставить без внимания его жест. Тогда Яков не стал больше беспокоить товарища навязчивой дружелюбностью и, вскочив на лестницу, быстро начал подниматься на борт. Уже расположившись в тесной кабине, где кроме него ютились еще тридцать новобранцев, он осмелился снова взглянуть вниз. Но Тура уже не было на площади. Лишь тихая сцена, где совсем недавно творились дикие представления, мирно прощалась с нашим героем.
Глава 21
Почти всю дорогу Яков провел в совершенном молчании под шумные разговоры новобранецв. Его соседи по мрачному Чистилищу весело обсуждали события последнего дня.
Двое здоровых ребят, сидевших напротив него, с громким смехом пересказывали друг другу разговоры рувимок, которые им удалось услышать в оранжевых покоях. Другие делились не менее веселыми историями, поведанными жителями Желтых и Красных домов. По их светящимся довольным лицам было видно, что они счастливы и спокойны. Каждый из этих тридцати смертников покидал Менувал живым и почти что полностью здоровым, не считая нескольких ушибов и ссадин, полученных еще в самом начале пути, когда они пытались втиснуться в забитые доверху вагоны поезда.
– Вашу маму, пацаны, мы живы! – громко повторял почти каждую минуту здоровый малый с круглым как блин лицом.
– Не ори, – то и дело обрывал его длинноволосый верзила, пристроившийся возле входа. – Завтра еще одна ходка. И вот тогда посмотрим, улыбнется ли нам снова удача.
Но круглолицый, будто не расслышав его слов, продолжал голосить на весь аэробус
– Пацаны, вы не понимаете, что ли. Нам снова, снова удалось выйти живыми из этой мясорубки. И это ли не счастье?
– Да, это, конечно, круто, – согласился с ним наконец сидевший рядом новобранец. – Только вот остальные наши, неужели они сдались?
– Сдались? Да они счастливы! Мало, кто захочет возвращаться сюда после пышного угощения рувимок! – расхохотался все тот же круглолицый, видимо, очень любивший праздные разговоры с такими же праздными скверными шутками.
– Вашу маму, пацаны! Нас ехало сюда почти две тысячи человек, а возвращается всего какая-то несчастная тысяча! – снова перебил его радостные вопли верзила. – И ради чего? Ради того, чтобы снова лечь под колеса поезда? Уверен, завтра нас вернется домой еще вдвое меньше. Я и сам сегодня был почти на грани, так хотел остаться в Желтом квартале. А что, живешь себе тихо, днем ходишь тихо на работу, зарабатываешь донаты, а вечером тратишь их спокойно на всякое ненужное барахло.
– Да ты говоришь совсем как менувалец, друг! – присвистнул от удивления круглолицый.
– А то? – вскричал кто-то со стороны.
– А то!
– Да замолчите вы уже все! Подумаешь, менувалец, не менувалец! Мне уже лично пофиг, лишь бы выжить!
– Что ты несешь?
– А то, что если завтра я не сдохну под поездом, то останусь здесь навсегда!
– И я!