Нужно отметить, что сделал он это весьма вовремя. Как только в воздухе растворилась последняя десятая секунда, на сцену градом посыпались помидоры вперемешку с сырыми яйцами.
– Обманщик! Слабак! – раздались отовсюду гневные выкрики.
Впрочем, сам виновный, на его счастье, уже не слышал обвинительных воплей своих соотечественников. Растолкав в стороны зрителей, он быстро оказался позади толпы. Яков видел, как он удалялся скорым шагом к своему дому и был за него очень счастлив.
Еще минуту побушевав, народ начал потихоньку успокаиваться и ждать следующего артиста. Новым покорителем фиолетовой сцены стал сухонький долговязый юноша, который заявил, что прыгнет на одной ноге тысячу раз. Сразу за ним последовал какой-то мерзкий старикашка, умеющий петь тремя разными голосами. Его в скором времени сменил еще один певец с розовыми волосами и фиолетовыми бакенбардами, который очень напоминал своими жеманными манерами рувимок. За ним еще один, еще и еще…
Яков, который поначалу хотел уйти сразу же после второго выступления, чтобы хоть немного передохнуть, вдруг зачем-то остался и стал смотреть на следующих лицедеев, настолько интересными показались ему их бездумные номера. С каждым последующим выступлением наш герой чувствовал, как забывает про то, где он находится и зачем, собственно говоря, он здесь появился.
Бесконечные пустые кривляния таких же пустых меридов одурманивали разум и делали его покорным слугою толпы. Так, быть может, он и простоял бы здесь всю свою оставшуюся жизнь, подобно остальным меридам и окончательно слился с фиолетовым строем зевак. Но на счастье Якова в скором времени произошел один непредвиденный случай, который заставил его душу снова проснуться к жизни.
После того, как очередной бездельник ушел со сцены, среди порядком подуставших меридов на время воцарилась тишина. Нарушил ее громкий стон, раздавший внезапно из самой середины толпы. Подгоняемая несколькими десятками плетей, на сцену ворвалась совсем еще молодая женщина.
Яков успел привыкнуть к безумному облику рувимок, ни излучающему ни скорби, ни радости, ни сострадания. Но та, что стояла сейчас рядом с ним, была совсем не похожа на женщин из оранжевого квартала.
Это была маленькая хрупкая девушка, совсем еще девочка, светловолосая, бледная с огромными, почти в половину лица голубыми глазами, быстрыми, смотревшими на мир с какой-то неженской серьезностью. Тонкий вытянутый нос ее с небольшой, едва заметной горбинкой и в точности такие же тонкие розовые губы придавали внешности ее породистость и аристократичность.
Пшеничные локоны девушки были аккуратно убраны под мягкий ситцевый платок, тело её прикрывало легкое бежевое платье, доходившее до самых щиколоток.
Но, впрочем, даже не диковинная бледная ее красота так поразила Якова в самом начале их встречи. Взор его не мог оторваться от живота, который был настолько огромным, что со стороны казалось, будто девушка специально спрятала под одеждой арбуз.
Однако несмотря на весьма странные пропорции ее тела, Якову она с первой же секунды встречи показалась ужасно симпатичной. Более того, этот большой живот ее не вызывал у него такого сильного неприятия, близкого к отвращению, какое можно было встретить в глазах у остальных жителей Фиолетового квартала. Якову, напротив, он казался чем-то непременно обязательным и даже естественным.
Между тем девушка, продолжавшая в немом молчании стоять на сцене, вдруг заметила Якова. Голубые глаза ее, в которых еще читалась простота и детская наивность, впились в него мертвой хваткой, будто пытаясь найти у него защиты. Наш герой, оглянувшись по сторонам и увидев, что никто не заметил их тихой и бесшумной встречи, так же тихо подмигнул незнакомке.
Обретшая неожиданно смелость девушка еще с полминуты потопталась на месте и решилась наконец-то зашевелить губами. До слуха Якова донесся ее тонкий, немного ребяческий голосок:
– Дорогие мои граждане! Уважаемые мои! Меня привели сюда, чтобы наказать позором. Следующее место уже будет местом моей казни. Я знаю, как никто из вас, чем грозит мне моя беременность. Но прошу вас во имя нашего Маараха, во имя ребенка, обитающего у меня в животе, дайте мне воздуха и свободу. Дайте ему сначала появиться на свет, а потом делайте со мной, что вам вздумается!
Последние слова свои она произнесла еле слышным голосом, через который уже вовсю прорывался плач.
Яков с непримиримой жалостью и сочувствием смотрел на ее тонкие маленькие пальцы. Они с удивительной нежностью и заботой поглаживали живот. Юноша уже понимал (хотя и не мог еще до конца себе это представить), что в этом круглом шаре скрывается целая человеческая жизнь. Вместе с клонами он знал, что человек появляется на свет из Великой Матки, а потом взращивается в теплой пробирке до нужных размеров. Сколько раз он представлял себе в уме это действие и сколько раз ему умилялся! Но здесь, за этим самым животом, скрывалось что-то совсем иное, наделенное невероятным теплом и женской любовью.
Стройный ход мыслей его нарушил свирепый рык, донесшийся из толпы: