За пивом! Крупнейший пивной забег в истории, воспоминания о дружбе и войне

Я обивал пороги нашего консульства, но шанса выбраться отсюда так и не было. Между делом я решил похлопотать за нового знакомого – назовем его Педро Менчу, – который оказался еще одним моряком, застрявшим в Сайгоне. Я наткнулся на него, бродящего по городу, и пригласил в наш Клуб беженцев в «Каравелле». Сам он был из Гватемалы, у которой во Вьетнаме не оказалось даже посольства. Кроме того, его страна вообще была по уши в собственной гражданской войне – где уж тут надеяться на помощь за океаном. Тихий такой и скромный парень. Вначале он рассказал нам о тех зверствах, что творились у него на родине, и как власти охотятся за левыми активистами и коренными майя, а следом простодушно пригласил туда же в гости, чтобы полюбоваться великолепием древних руин.

Бен-Гур сразу дал ему прозвище Менчу[143] за его мягкий характер. Трудно поверить, но он оказался на берегу потому, что организовал на своем корабле забастовку среди матросов. Капитан, понятно, назвал это «мятежом» и первое, что сделал, приведя судно в порт, – это сунул взятку местным копам, чтобы те упрятали Менчу за решетку. Однако все обошлось, полицейские взяли деньги и вывели нашего гватемальца с корабля, но на берегу отпустили на все четыре стороны. Видать, решили, что это слишком – кормить еще одного постояльца в тюрьме, когда самим жрать нечего.

С тех пор Менчу мыкался по Сайгону в поисках хоть какой-то работы. Я думаю, раз капитан обвинил его в мятеже, никаких профсоюзных суточных, как мне, ему не полагалось – живи как знаешь. Он происходил из народа киче, потомков майя, живущих в нагорьях, и поэтому был для местных вьетнамцев в диковинку. Конечно, среди наших солдат здесь насчитывалось аж 170 тысяч латиноамериканцев, но ведь Менчу не носил формы. Может, они считали, что это какой-нибудь заблудившийся кубинец? Те ведь давно были союзниками Северного Вьетнама, их военные советники торчали в Лаосе, вдоль Тропы Хо Ши Мина. Сенатор от Аризоны Джон Маккейн[144], служивший летчиком во время войны и проведший шесть тяжелейших лет в северовьетнамском плену, рассказывал, что хуже всех вели себя с американскими заключенными именно кубинцы. Они были самыми жестокими палачами в знаменитой тюрьме Хоало, которую наши военнопленные с горькой иронией назвали «Ханой Хилтон».

Менчу сказал, что хотел бы записаться в Армию США: он слышал, что так можно заработать американское гражданство. Но тут, в Сайгоне, на каждом углу, увы, не висят плакаты «Вступай в ряды!», хотя это было бы забавно. Так что я подумал и отвел его в отель «Бринкс» – вдруг там попадется какой-никакой офицер-вербовщик? Но военные смотрели на нас как на сумасшедших. Что за идиот пытается завербоваться в армию, когда вокруг такое творится? Это все равно что просить стакан воды на тонущем судне. Наконец кто-то предложил нам попытать счастья на авиабазе Таншоннят. Что ж, мы поймали попутный грузовик и прыгнули в кузов.

Но когда мы добрались, то обнаружили, что южновьетнамские копы на тамошнем КПП тоже не в восторге от Менчу. Они прищурились, разглядывая его физиономию, а затем закричали что-то на своем языке. Догадываюсь, это было нечто вроде «Выйти, мать вашу, из машины!». Их там было двенадцать злых мужиков с пистолетами и винтовками, и они целились нам в головы. Менчу в ответ только трясся от страха, что делало ситуацию еще хуже.

Я говорю:

– Окей! Окей! Давайте потише! Мы выходим!

Мы вылезли из кузова, пока копы держали нас на прицеле. Шофер, что нас привез, видимо, решил, что ему все это неинтересно – и был таков, только пыль из-под колес видна.

Я постарался выглядеть как можно более убедительным:

– Эй, ребята, мы не хотим создавать проблемы. Мы тогда зайдем в другой раз, хорошо? Когда вы не будете так заняты.

Я помахал рукой и остановил другую машину, которая направлялась в Сайгон, и спросил молодого бойца за баранкой, не подбросит ли он нас. Тот бросил взгляд на Менчу, затем на «белых мышей», затем встретился со мной глазами, оценил все и, приняв правильное решение, кивнул:

– Не вопрос. Залезайте.

Что мы и сделали, все еще под дулами автоматов. Он тут же дал по газам. Боже, храни этого парня!

Когда мы вернулись в город, я пошел с Менчу уже в наше консульство и нашел там своего старого приятеля, Хеллера. Я попросил помочь, на что тот только вздохнул:

– Эх, Донохью, я с тобой-то не знаю, что делать!

Но прогонять нас не стал. Я оставил их вдвоем, и, думаю, мой Хеллер не бросил этого парня. Насколько я знаю, Менчу в конце концов записался в армию и даже дослужился там до старшины.

Глава 32

Звонок домой

Сражения все еще бушевали в Хюэ, Кхешани, Чулае и других опорных пунктах, когда первое знамение мирной жизни явилось в Сайгоне. В один прекрасный день я заметил гостеприимно распахнутые двери ОООВС[145].

В просторном вестибюле было пусто, но это меня не удивило. Трудно ожидать, чтобы в такое время солдатам давали увольнение. Бесстрашные волонтеры ОООВС, которые прибыли сюда, чтобы помогать нашим бойцам, пришли в восторг при виде посетителя – они явно устали от безделья.