За пивом! Крупнейший пивной забег в истории, воспоминания о дружбе и войне

На самом деле Бобби был так же рад нашей встрече, как и я. Он раскрыл мне кое-какие подробности того, что тут случилось.

– Около трех утра мне приспичило покурить, так что я вышел из бункера. Смотрю в небо, а там ракеты! Летят в нашу сторону – зрелище как звездопад. Они, похоже, попали в какую-то цистерну с топливом или кучу боеприпасов, потому что я видел пару здоровенных огненных шаров. Тут я говорю себе: «Э, парень, по всему видать, мы следующие!» Две таких же дуры попали куда-то в наш склад, но все обошлось, ничего не сдетонировало.

Он перевел дух и продолжил:

– Мы получили предупреждение по радио, что хранилище боеприпасов в Лонг-Бинь и авиабаза Бьенхоа с полуночи переводятся в состояние повышенной готовности. Второй степени готовности, не первой. У них были разведданные, что ожидается что-то серьезное, но они даже не предполагали, что настолько. Сам понимаешь, все же настраивались на перемирие, когда Зяп перешел в организованное наступление по всей стране. Все пошло кувырком, и никто ни к чему не был готов. У нас ведь здесь в основном вспомогательный персонал. Специалисты по вооружению, пилоты, автомеханики из гаража, повара, строители, медики в госпитале. И на всех нас – всего лишь маленькая группа реагирования из 52-го пехотного. Плюс у 576-го батальона арттехснабжения есть свое отделение прикрытия, тридцать два человека. Эта вот горстка ребят и вышла за периметр, чтобы принять бой. Я знаю, потому что координировал артиллерийскую поддержку им отсюда, из бункера связи. Вьетконг подорвал тонны боеприпасов здесь, на складах. Не знаю – на миллионы долларов, наверное. Часть сдетонировала от ракет, другая от мин, которые они протащили внутрь. Считается, одной 122-миллиметровой ракеты хватает на штабель снарядов. Ты сам видел, как у нас их укладывают, каждый занимает по пол футбольного поля. Ну и цепная реакция… А все, что не разорвалось, то разлетелось по всей базе. Мы тут строим обваловку вокруг каждого штабеля – восемь-десять футов высотой, так что при взрыве волна идет вверх. Меньше жертв вокруг. Но одна ракета попала в гору осветительных мин, те, конечно, рванули, как фейерверк, а потом попадали вокруг и подожгли остальное. Всюду огонь. У нас в пожарной команде всего восемь человек – представь, как им было тяжело справляться с этим! Но ребята шли и тушили, хотя обстрел продолжался все время. Мины, ракеты летели из-за периметра. Я уж не говорю о снайперах.

– Как с потерями? – спросил я.

– Потери, конечно, есть. «Чарли» зарядили ракетой прямо в один из офицерских бараков. Четверо офицеров убиты. Был бы и пятый – капеллан. Но он вышел оттуда буквально за тридцать секунд до попадания. Единственный, кто уцелел…

Бобби замолчал. Он знал большинство этих людей.

– Я сам был на КП – хорошо эдак под землей. Он сложен из контейнеров из толстого металла, каждый четыре на восемь футов, и по шесть таких в ряд. Помимо этого, там есть еще бункер из мешков с песком, больше семи футов глубиной – это максимальный предел для их 122-миллиметровок. Вот почему я тут с тобой говорю.

И тут, как будто до него только что дошло, он спросил:

– А какого вообще черта ты тут делаешь-то?

– Ну, я вернулся в Сайгон. Потом увидел эти всполохи в ночи. Я спросил у одного военного полицейского, что это, а тот и говорит: «Они взорвали Лонг-Бинь». Понятно – я сразу сюда, проверить, как ты.

В эту минуту заговорило радио:

– Партизаны лезут через ограждение. Партизаны лезут через ограждение.

– Черт, мать твою! – всполошился я. – Дай мне оружие!

– Чтобы стрелять в макак? – спросил Бобби.

– В смысле?

Я не сразу понял его, решил: может, «чарли» переоделись макаками? Нынешний-то, 1968-й – Год Обезьяны по китайскому календарю. Кто его знает, что у них на уме! Я принялся оглядываться вокруг в поисках винтовки.

– На, – предложил Бобби, – возьми мою пушку. Штык-нож дать?

– Сержант, – вмешался один из солдат у рации, – похоже, ваш приятель не расслышал. Не «партизаны» лезут через ограждение. Обезьяны, сэр.

– А тут у вас водятся обезьяны? – оторопел я.

– Конечно, – ответили мне. – Здесь тебе и гиббоны, и макаки. А еще такие забавные пигатриксы с красно-сине-желтой шерстью. Некоторые – довольно рослые, можно даже принять за гориллу. У нас тут целый выводок поселился прямо за периметром, вечно забираются на сетку. Видать, взрывы их напугали, или, может, просто проголодались.

Я вздохнул с облегчением, а Бобби вдруг спросил нарочито тревожно:

– Эй, Клайд, ты ж не думаешь, что это Батутут?

Клайд выдержал драматическую паузу и сказал:

– Все может быть, сержант. Вроде ребята говорили, что натыкались на чьи-то здоровенные следы недавно.

Э-э, нет, парни, дважды меня на эту удочку не поймаешь! Я уже слыхал эту местную байку. Батутут – это такой вьетнамский снежный человек, только с рыжей шерстью.

– Так, Паппас, теперь уже ты должен мне пиво!