— Так-то, человек начальствующий, — сказал он, помогая ему, растерянному, вылезти из кургузого пиджачка. — Я тебя раздел, я тебя и одену, а ты обиды на меня не держи. Тайных помыслов моих не знаешь, о явных не суди опрометчиво. Так, так, — не давал он ему опомниться. — Вот брюки твои, так, вот кителек суконный новенький, так, так, вот ремешок офицерский, вот сапожки хромовенькие, человек ты тороватенький. Медалек только не хватает, сейчас и медальки пришпилим. — Он взял у капитана завернутые в тряпицу ордена и медали, все до последней, и сам пришпилил и прикрутил в прежнем порядке. — Так, так, человек геройский. Видишь, бабы как на тебя смотрят? Дай им посмотреть, на такого-то молодца. Соскучились они по мужикам. Хоть не руками, так глазком пускай потрогают, так, начальничек недоверчивый. Ты меня не слушай, а беги к ним, утешь баб, покажи им, каковы их воюющие мужички. Небось скоро возвращаться начнут, так чтобы получше ждали. — Он уже его в спину подталкивал, на горку, куда поднималась дорожка. — Чужое барахлишко, которое ты было на себя вздел, отдай, чего прибедняться, сейчас вот и отнеси. Да на той же ноге обратно. Я тебя здесь подожду, посмотрю, какой ты хороший. Ну, не поминай меня лихом, начальничек простоватенький!
Как заговорили Максимилиана Михайловича. Он пулей полетел домой, отдал изумленному хозяину-инвалиду его вещи и обратно на гору бросился. Кто он, этот старичок-муховичок? Не жулик, но и не праведник, не злодей, но и не святоша, не дурак, но и не умник, не вещун, но и не кощун…
Застать ему хотелось старичка-муховичка, прямо спросить: «Скажи, кто ты?!»
Не застал. Как и женщина, отдавшая лекарство, исчез он, растворился в весенней мягкой дымке. На поляне все еще кружился хоровод, все еще вилась, сплеталась в единый непонятный язык многоголосая песня, а старичка-муховичка не было.
Как пришел, так и ушел, видно…
Напрасно Максимилиан Михайлович ломал голову над житейскими причудами старичка-муховичка — тот и сам своей судьбы не мог понять. Она как погода на Рыбинском море: то мороз, то оттепель, то дождь, то солнце. Все принимала его непокрытая голова, все сносила. Был богат — стал беден, был беден — стал богат, жил в счастье — оказался в несчастье, жил в несчастье — оказался в счастье… Много раз по этому кругу носила его судьба. Летела удача, да прилетала неудача, начиналась буря, да распогодилось — так-то, люди добрые, землячки нищие…