Заброшенный полигон

Томка тянула за собой — вперед, по аллее, где в полумраке мерцали, двига­лись какие-то тени, огни, расплывчатые фигуры. Ватага приплясывающих привидений вышла из полутьмы аллеи на открытую луговину, и каждая фигура вновь обрела реальные человеческие контуры — не демоны, не духи, а люди шли, взявшись за руки, враскачку, выделывая ногами кренделя. «...Спешите, спешите, спешите...» — горланили они.

Томка висла на руке Николая, давилась от смеха. Компания впереди остано­вилась возле чего-то небольшого, темного, лежащего на земле и конфигурацией напоминающего дохлую лошадь. Николай с приклеившейся к нему Томкой вышли на луговину. Из рощи на простор, залитый лунным светом, тянулись ровные ряды свежих могил — частью в оградках, но большинство — сиротливо открытые, с деревянными крестами и звездочками на скромных тумбах. Завив­шие, осыпавшиеся венки усиливали ощущение заброшенности, бедности, сирот­ской юдоли. То, что издали казалось дохлой лошадью, вблизи было кучей выбро­шенной земли — рядом зияла черная пасть заготовленной могилы.

— Свежая...— пробормотала Томка.— Кому бы это?

— Андрюха Чиликин рыл,— сказал Петька.— Спьяна лишнюю отрыл...

Николай смотрел в черное зево, разверзшееся у самых ног, и у него кружи­лась голова. «Значит, я не волен поступать так, как велит рассудок,— подумал он.— Это что-то новое...» Какая-то странная морока удерживала его в этой ком­пании, на этой печальной луговине, и не было сил сделать шаг, уйти, стряхнуть с себя эту мороку. Они стояли молчаливым кружком над свежей могилой, и запах сырой земли манил к себе, усыплял, лишал воли.

— Не завидую тому, кто сюда попадет,— сказал Петька.

Томка хихикнула, смех ее перешел в долгий прерывистый всхлип. Она вдруг опустилась на колени. Парень, стоявший с нею, отпрянул, шарахнулись и дру­гие. Томка ткнулась лицом в земляной холмик и разрыдалась. Николай по­чувствовал, как зябкий холодок пробежал по спине, вздыбились волосы, но он пересилил страх, склонился над Томкой, пошлепал ее по щеке, встряхнул. Томка поднялась, размазывая слезы и грязь, поплелась, покачиваясь между могил, к роще. Николай махнул остальным и заспешил вслед за Томкой. Через рощу они прошли тихо, пришибленно, пугаюсь малейшего шороха. Быстро загрузились в машину, и Николай резко взял с места.

На развилке он остановился. Притихшая компания вылезла, двинулась пешком в сторону Камышинки. Николай поехал на полигон.

4

Поездка на кладбище настолько взвинтила его, что он решил сейчас же, не откладывая в долгий ящик, проверить, как будет влиять труба на него самого, чтобы не сомневаться и не подвергать риску других.

Подрулив к часовенке, он отомкнул ключиком, который извлек из-под настила, замок на дверях в часовню, включил установку, пульт и, не мешкая, запустил «самовар» в работу. Что-то важное, тяжелое ворочалось в его мозгу, но никак не оформлялось в мысль, и это мучило, тревожило, вызывало досаду. Что- то с ним происходило в последнее время — из ряда вон выходящее. Какие-то мощные силы решили испытать его на прочность. Ха, если бы на прочность! Нет, не на прочность испытывала его судьба, а на что-то другое. Искус был иной... Последние полгода он жил в ожидании каких-то великих событий, в предвкуше­нии крутых поворотов в жизни, и это ощущение связывалось не только с «самова­ром»... Если и ожидал его праздник, то какой-то тревожный, если и ожидали великие события, то не только радостные. А сейчас его не отпускало чувство, что нынешней ночью на кладбище узнал о себе нечто важное, может быть, самое главное, а что — не мог понять. Мысль ускользала, едва пытался зацепиться за нее...

Мысли бежали беспорядочно, обрывками. Ему вспомнился сегодняшний разговор у Аниного деда — спор с тестем. Как там у Канта: система, которая проклинала бы всех... невозможна, ибо зачем тогда созданы люди... И еще что-то относительно просчета высшей мудрости... Ага! Канту непонятно, почему вы­сшая мудрость должна уничтожить созданное ею в том случае, если не понра­вится то, что она создала... Так, кажется? Бред какой-то! Хотя... тут есть над чем подумать, тем более в нынешнее время... Система, которая проклинала бы всех... Такая система может возникнуть, если люди будут инертно следовать догмам, ибо тогда войдут в противоречие с требованием самой природы о непрерывном развитии... Ничто не должно застывать — все должно развиваться... Тупиков нет и быть не может в принципе, наоборот, всегда есть бесчисленное множество вариантов, которым можно следовать, и всякий поворот уже благо по сравнению с застоем... Только не двигаться вспять! Но это же банально!

Мысль его перескочила: а почему отшатнулся от «самовара» Мищерин? Может быть, его смутило то, что подобный аппарат делают американцы... Неуже­ли это? Странно, странно... Но бог с ним, это его личное дело, как говорится, дело совести...