Заброшенный полигон

— Благодарю вас,— сказал поп, скорбно опуская глаза,— очень уж крепок. Сердце, аритмия, крепкий не могу. Так вы уж меня извините, Николай Ивано­вич.

— Сердце? — удивился Николай.— Вы же еще молодой. Рано на сердце жаловаться.

— Ну как рано? Уже пятьдесят три, извините, в отцы вам гожусь,— скромно, без вызова сказал поп.

Старухи закивали. Бабка Марфа придвинула батюшке свою кружку, а его подтянула себе, не спуская с попа преданных глаз.

— Так что уже не молод. А ежели учесть те испытания, каковыми наша сельская служба богата, то и никакого удивления не должно быть. Народ, слава богу, у нас добрый, душевный, не оставляет своими заботами и просьбами. Без народа мы давным-давно бы кончилися.

Он посмотрел на чай в кружке, которую придвинула ему бабка Марфа, и, удовлетворенно кивнув, принялся потихоньку отхлебывать. Старушки последо­вали его примеру. К сахару и хлебу никто не притронулся. Зато Николай навора­чивал за обе щеки. Бабка Марфа выложила из корзиночки вареных яиц, несколь­ко луковиц, пучок черемши, краснобокие редиски. Батюшка взял печенюшку — по печенюшке взяли и старухи.

— Благости хотите всемирной,— сказал Николай, хрумкая редиску,— а мир никак не хочет плясать под вашу дудочку. Беснуется...

Бабка Марфа строго зыркнула на него, погрозила. Батюшка укоризненно посмотрел на бабку, сказал:

— Зачем же, мать, пусть Николай Иванович, пусть. Гордыня вас одолевает, Николай Иванович, гордыня.

— Какая гордыня?! — рассмеялся Николай.— Обычная научная работа. Проза жизни: сроки, оформление отчета, защита и прочая канитель.

— Не о внешнем я, не о внешнем! — воскликнул батюшка, вскинув палец.— Вы этот свой прибор поставили, небо тревожите, поди, убеждены, что творите истинное и все вам подвластно. А вот что сказано: «Ибо как земля дана лесу, а море волнам его, так обитающие на земле могут разуметь только то, что на земле; а обитающие на небесах могут разуметь, что на высоте небес». Не о внеш­нем сказано, а о сути, об истинном, которое скрыто и без благословения все­вышнего не откроется любому-каждому по его прихоти.

— Ну почему же по прихоти? — возразил Николай.— Не по прихоти, а после трудов праведных. Разве бог не воздает за труды праведные? Хотя бы прозрени­ем...

— Бог воздает и карает по своему усмотрению, и не нам, ничтожным, знать, что воздания достойно, а что кары,— ответил батюшка. Он улыбнулся, обнажив темные, искрошившиеся передние зубы.— Знаю, знаю, вот, скажете, отсталый деревенский поп проповедует слабость человеческого разума, бессилие перед силами природы. А вот вы, ученый, физик, вот как вы объясните хотя бы это?

Батюшка открыл Библию на заложенной странице и прочел торопливо, сбивчиво, словно боясь, что его перебьют:

— «О знамениях: вот, настанут дни, в которые многие из живущих на земле, обладающие ведением, будут восхищены, и путь истины сокроется, и вселенная оскудеет верою, и умножится неправда, которую теперь ты видишь и о которой издавна слышал. И будет, что страна, которую ты теперь видишь господствущею, подвергнется опустошению. А если Всевышний даст тебе дожить, то увидишь, что после третьей трубы внезапно воссияет среди ночи солнце и луна трижды в день; и с дерева будет капать кровь, камень даст голос свой, и народы поколеблются. Тогда будет царствовать тот, которого живущие на земле не ожи­дают, и птицы перелетят на другие места. Море Содомское извергнет рыб, будет издавать ночью голос, неведомый для многих; однако же все услышат голос его. Будет смятение во многих местах, часто будет посылаем с неба огонь; дикие звери переменят места свои, и нечистые женщины будут рождать чудовищ. Сладкие воды сделаются солеными, и все друзья ополчатся друг против друга; тогда сокроется ум, и разум удалится в свое хранилище. Многие будут искать его, но не найдут, и умножится на земле неправда и невоздержание. Одна область будет спрашивать другую соседнюю: «не проходила ли по тебе Правда, делаю­щая праведным?» И та скажет: «нет». Люди в то время будут надеяться, и не достигнут желаемого, будут трудиться, и не управятся пути их...» Как вы объ­ясните этот священный текст? Кто мог, не ведая всевышней воли, так провозвестно указать на грехи наши, в которых погрязли ныне живущие человеки и народы? Не светоч ли божественный осветил далеко грядущее на многие века? Не огнь ли святой воспылал в сердце проповедника? Как мне, рабу божьему, уразуметь сии тайны всевышнего?

— Значит, и вы дерзаете? — улыбнулся Николай.— Значит, и вам любо­пытно неведомое? Чего же идете на поводу у темных старух? Они-то искренне считают этот «самовар» творением рук дьявола. Да, бабушка?

Бабка прямо-таки подскочила, готовая распалиться от благородного негодования на дерзкого внука, но батюшка мягко прикрыл ее руку своей ла­донью, и бабка умиротворенно затихла.

— Не дерзаем, боже избавь! — сказал батюшка, подслеповато поглядывая сквозь очки.— Лишь восторгаемся и тщимся уразуметь умом, но принять в душу готовы. А вопросы эти — не сомнения ради, а для ясности толкования.