– Я-то надеялась, с лошадьми он в безопасности. Разве лошадей отправляют на линию огня? Как же так?
– Не знаю, может, теперь бои ведут как-то иначе, – хмуро отозвался отец. – Да и какая тут безопасность, когда вокруг пушки, а ты перевозишь боеприпасы. Задерни шторы, дорогая, и замкни дверь. Давайте еще чуть-чуть посидим в тишине.
– Что-то я ничего не вижу… – горестно причитала мать и с силой терла глаза. – От удара, наверное. Стоит тебе подумать, что все в порядке, как Господь ударяет тебя палкой в спину. Да что ж у него за игра такая?!
Мама продолжала бессмысленно лепетать что-то, раскачиваясь взад и вперед и обхватив себя руками. Сельма не знала, что сказать родителям. Теперь их осталось трое из всей семьи. Атмосфера в доме невыносимо давила, так плотно сгустилась здесь скорбь. Как Фрэнк мог умереть? Да ведь несколько месяцев назад он был с ними, дурачился, каждое утро помогал в кузнице. И теперь нет никого, кто мог бы занять его место. Значит, она теперь навеки, словно цепями, прикована к огню и металлу.
Мысль резанула шкурностью, но все-таки эта мысль пришла. Как несправедливо. Ну почему они? Почему Фрэнк? Чем он заслужил честь погибнуть за Короля и Отечество? Ей хотелось, как ребенку, затопать ногами, но потом она увидела искаженное слезами лицо матери, ее сжавшиеся плечи. Нет, надо позаботиться о тех, кто еще с нами, не об ушедших.
Эсси прочла привычный некролог в «Газетт» – с фотографией Фрэнка в военной форме. Прочла с облегчением.
«Возчик Фрэнкланд Уолтер Бартли из полевой артиллерии погиб от боевых ран на Западном фронте, о чем официально оповещены мистер и миссис Бартли, проживающие в Кузнечном коттедже, что по Проспект-роу в Вест-Шарлэнде.
Возчик Бартли – второй их сын, погибший во Франции. Он ушел на фронт в семнадцать лет и храбро сражался за нашу родину. Прихожане Вест-Шарлэнда отзываются о нем самыми теплыми словами. Наши глубокие соболезнования его родителям и сестре по случаю безвременной кончины».
Соседи усыпали подоконники их дома свежими цветами – поздними нарциссами и левкоями. Несли традиционную домашнюю выпечку, каминная полка была полна открыток с выражением соболезнований. Эсси крепилась изо всех сил, держала спину прямо, но ох как же трудно это было, когда она даже не знала наверняка, где погиб ее сын. Но вскоре начали приходить письма с фронтовыми отметками, и напряжение чуть отпустило. Почему из всего вороха первым она вытащила именно это, она не могла сказать – просто показалось, что пухлый конверт выглядит официально. Да, он должен принести утешение в эти горькие минуты.
Письмо было отпечатано на машинке. Эсси прочла, но не поняла ни слова. Какой-то военный трибунал, короткие рубленые фразы, и записка от преподобного Томаса Мулькастера.
«Мне очень больно отправлять вам это последнее письмо вашего сына, вы получите его, когда смертный приговор уже был приведен в исполнение. В свои последние часы он не дрогнул, держался храбро, был полон достоинства, мужества. Ваш сын встретил смерть светло. Я буду молиться за вас в эти тяжкие дни…»
Письмо выскользнуло из пальцев. Смертный приговор? Не может быть, только не Фрэнк! Он что, кого-то убил?! В конверте было еще одно письмо, накорябанное родной лапой. Руки дрожали, и каждое предложение она читала медленно, повторяя снова и снова, словно стараясь впитать его кожей.