«Ты знаешь», – вдруг заговорили капли. Вернее, эхо. Каждое «кап» непонятным образом превращалось в слово.
– Что с тобой сделали? – я, неподготовленная, лихорадочно продумывала вопросы.
«Ты никогда не узнаешь», – руки сжались чуть крепче, до ощущения болезненности, и мои плечи почудились совершенно деревянными – или ледяными, застывшими в одной неподвижной позе.
– То есть… – запнулась я. – Это правда, что кое о чём нас как-то заставили забыть?
«Да», – грустное эхо.
Старшие говорили об этом с осторожностью, не понимая, как такое стало возможным, и не находя объяснений. Но в нашей крови точно плотины поставили. Память текла по нашему телу горячей рекой, но в широком «русле» были «островки», огороженные… чем-то. Память обтекала их спокойной рекой и сломать барьеры не могла. Но мы все ощущали их в себе – как нечто, что должны были помнить, но не помнили. И ни вспомнить, ни хотя бы попытаться понять не получалось.
Откуда Забытые взялись? Какими уменьями владели? Куда исчезли? Почему? И это – лишь часть вопросов, на которые в нашей памяти
Если бы искрящие умели забывать – как я ненадолго забыла, когда оказалась на Гиблой тропе, – да, эти «островки» были бы объяснимы.
Мы могли вспомнить буквально всё, от первых шагов новорождённого народа искр в этом мире до своего последнего вдоха-выдоха. Всё, что пережили сами. И всё, через что прошли наши предки.
И никаких «островков» быть не должно. Никаких.
А они были.
Мы бились о них, раз разом задавали памяти одни и те же вопросы, ощущали близость разгадки – чутьём, биением сердца, бегом крови, участившимся пульсом, ускользающими образами. Но не находили ответов. Снова и снова они скрывались от нас… словно зачарованные.
Или не словно.
– Так это правда… – я поёжилась. – И от нас не только память о событиях прошлого спрятали?
«Да», – снова грустное эхо.
И это мы тоже ощущали. После Забытых мы потеряли не только песню. И тоже остро это ощущали. Мы всегда были очень мирным народом – весёлым, шутливым, добродушным. И мы владели не только сжигающими чарами. Солнце – оно ведь и грело, и утешало, и лечило, и кормило. Но многое из этого тоже оказалось потерянным. Точно кто-то (может, даже Шамир, как предполагали старшие) решил, что мы такие здесь не нужны.
И танцующие над огнём, подпевающие костру искры превратились в рой злобных, жалящих пчёл.
Но – песня вернулась. Каким-то образом – от страха перед зверем Стужи, не иначе, – я смогла случайно прорваться к одному «островку». Может, так же получится добраться и до других – нам всем и в своё время?.. Нашёлся бы повод?..
– Это твоя сила – в доме, над городом? – мне очень хотелось повести плечами и согреться, но я боялась вспугнуть душу. – Зачем?
«Ты знаешь», – повторили капли.
– Знаю? – я нахмурилась. Обратилась к памяти и поняла, что да, знаю. Смутно, но… – Приманка?
«Зной», – простой ответ.
– Здесь?.. – я вздрогнула.
«Нет, – слабая улыбка и усталое: – Везде».
Я задумалась.
Везде…
То есть… пока Зноя нет. Но чтобы он стал возможным и (или) встретился со своими почитателями… Да, нужна сила. Нужно очень много силы. А над городом её, смешанной с людскими эмоциями и чем-то ещё до нераспознавания, так много… Кажется, моя собеседница – очень старая искра. И я была права: в Ярмарочном припасли гадость – из прошлого на будущее. И города с семьями-владетелями – верный знак.
И, кстати, ещё силу могли выпустить для зверя Зноя. Чтобы разбудить его. И тогда… ух.
– Я не смогла тебя ощутить… нигде, – я запнулась. – Почему?
«Время, – мелодично отозвались капли. – Вы – одни, мы – другие».
И та солнечная «поющая» сила была другой. Ну конечно! Мы теперь разные, как ночь и день. И эта душа… из тех искрящих, что жили до Забытых и знать не знали, что за беда однажды придёт в их мир. Придёт – и заставит нас так измениться, что мы перестанем узнавать себя прошлых. Истинных.
Мне стало горько и больно. Горло перехватило от обиды – за искру… за всех искр.
– Что мне делать? – я едва не повернулась, но, к счастью, мышцы шеи замёрзли до неподвижности. – С силой? И как помочь тебе?
«Открой Тропу, – попросила душа. – Уйду. А сила… Тебе пригодится. А остаток Шамир заберёт».
– Мне? – я вздрогнула. – Зачем? Я не смогу!..
«Сможешь, – улыбка в переливчатом голосе. – Ты уже пела. И споёшь снова. Ты знаешь, когда. И знаешь, кому».
Я снова поёжилась.
Горда? Кто знает…
– Она здесь?
«Да. И нет», – загадочно прозвучало в ответ.
В Ярмарочном, сообразила я, но не в доме. То есть или не хозяюшка, или хозяюшка в бегах. А раз вспомнила…
– Что они с тобой делали? Почему возвращались горячими? И почему, – я вспомнила слова Добры о холодных руках хозяйки дома, – теперь стали холодными?