Забытый (ЛП)

— Тогда объясни.

— Я не могу сказать вам больше, — огрызнулся Приятель с досадой.

— Почему?

Приятель сделал шаг ближе, глядя Дину прямо в глаза, и произнес медленно, с расстановкой:

— Я же тебе говорил. Это. Не. Безопасно.

Сэм завороженно наблюдал за этой перепалкой издалека.

Дин, пригвожденный к месту взглядом этих обжигающих глаз, почувствовал, как по коже пробежали мурашки. Он спросил:

— Ну и что, если небезопасно? Когда это мы выбирали безопасный путь?

— Когда вы выбирали разумный путь? — ответил Приятель едко, подойдя еще ближе. Теперь он был всего лишь в шаге от Дина, напирая на него, глядя прямо ему в глаза и слегка наклонив голову. Потом он озадаченно нахмурился и произнес: — Почему вы меня не слушаете?

— Почему я должен тебя слушать, когда ты мне ничего не рассказываешь? — парировал Дин. Он чувствовал странный азарт: весь разговор, при всей его напряженности, ощущался почти как игра. Как если бы он исполнял танец со старым партнером или боролся с другом детства, которого не видел годы.

Приятель неожиданно разорвал зрительный контакт и отвернулся. Он повернулся к столу со словами:

— Дин. Ты что не понял, как умерли эти люди? Как они страдали? — Он наклонился к столу, чтобы взять какие-то бумаги и показать Дину. При этом движении он запнулся, вздрогнул, резко втянул воздух, обнял правой рукой бок и тяжело оперся о стол левой. Он на мгновение задержал дыхание и замер, склонив голову и опираясь на стол.

— Ставлю на то, что у тебя по крайней мере в одном ребре трещина, — произнес Дин. — И это я виноват, и мне очень жаль, но скажи мне, пожалуйста, почему ты должен оставаться здесь и бороться, когда ты ранен и один, а мы совершенно здоровы, и нас двое?

Сэм подошел ближе и положил руку Приятелю на плечо. Тот до сих пор стоял сгорбившись и мелко дыша. Сэм сказал:

— Я знаю, что мой брат может быть весьма надоедлив, но он прав по крайней мере в одном: тебе больно. Позволь нам взглянуть? Или хотя бы позволь отвезти тебя в больницу. В таком состоянии вообще не следует быть на ногах.

— И уж точно тебе не стоит быть одному здесь, в этом пустом доме в глуши, — добавил Дин.

— Я в порядке, — настаивал Приятель, по-прежнему дыша с трудом и опустив голову. — Это незначительный ушиб. Я ценю ваше участие, но я могу сам о себе позаботиться. — Он указал быстрым жестом на дом, не поднимая головы. — У меня есть все необходимое. Я прекрасно обхожусь и сам.

— О да, у тебя тут все схвачено, — сказал Дин, оглядывая полупустой дом. — Живешь на широкую ногу. Наверняка дамы просто без ума. Ума не приложу, почему та девушка решила, что ты странноватый.

Дин закатил глаза, глядя на Сэма через голову Приятеля, думая, что тот не увидит, но мгновением позже он понял, что просчитался. Приятель повернул голову как раз достаточно, чтобы краем глаза ухватить выражение лица Дина.

— Ты смеешься надо мной, — сказал он, медленно выпрямляясь и изучая лицо Дина. Тон у него был такой, словно что-то, давно его озадачивавшее, наконец встало на место. — Ты смеешься надо мной. Ты же делаешь это довольно часто, правда? Теперь я вижу.

Дин растерялся.

— Нет, я не это имел… я не… я бы не стал… я просто…

Сэм встрял:

— Мой брат на самом деле идиот. Ты не обращай внимания на него в этом плане, такой уж он баран…

Приятель перевал его, обращаясь напрямую к Дину:

— Я знаю, что, должно быть, кажусь немного странным. Даже не немного. Я это и так знаю. Знаю уже многие годы. Но ты пойми: это не моя родная страна. Правда, не моя. Это даже не мой родной язык. Я живу здесь — по-настоящему живу — всего год, и мне пришлось все делать одному. — Он вздохнул. — Я знаю, что не все понимаю. Знаю, что люди смеются у меня за спиной — а иногда и мне в лицо, — но я во всем вынужден был разбираться самостоятельно. — Он умолк на мгновение и посмотрел на Сэма и Дина по очереди. Те от неожиданности не нашли, что сказать. Приятель сделал шаг к Дину. Это был нетвердый, слегка шаткий шаг, и Дин понял, что Приятель опьянел от нескольких глотков виски. Опьянел немного — не настолько, чтобы валиться с ног, но достаточно, чтобы развязался язык.

Приятель продолжал, изливая на них слова потоком, больше не сдерживаясь:

— Когда я прибыл в эту землю, у меня не было ничего. Я не знал ничего. Не знал, как заработать деньги или как вообще деньгами пользоваться, не знал, как найти укрытие, где спать или как раздобыть еду. Ничего. Я даже по-прежнему не понимал половины из того, что люди говорят. У них столько идиом, Дин, столько ссылок на вещи, которых я никогда не видел… Это так… так сбивает с толку, ты и не представляешь… ты правда не представляешь. И вы… мои… мне пришлось… вы… вы… — Он начал практически заикаться, так что вынужден был оставить предложение вовсе и начать новое: — Мои друзья мне не помогли. — Он на мгновение остановился, по-прежнему не спуская глаз с Дина. — Я был напуган, — произнес он.

Он сделал паузу. Единственным звуком был треск огня в камине.