Забытый вопрос

Больной не покидалъ меня глазами.

Дрожащіе пальцы его правой руки слабо шевелились, какъ бы ища чего-то.

Я взялъ эту бѣдную, немощную руку и, повинуясь неудержимому влеченію, прильнулъ въ ней губами.

Я не успѣлъ поднять головы, какъ Вася обнялъ ее обѣими руками и крѣпко прижалъ въ груди своей. Это пришлось очень кстати: я былъ растроганъ и сконфуженъ въ одно и то же время и не зналъ, куда дѣть пылающее и влажное лице мое.

— A я замѣчаю, тебѣ лучше, папа, началъ весело Вася. — Пальцы твои оживаютъ, ты ими теперь уже двигать можешь. Правда, папа, лучше тебѣ?

— Да, сказали улыбаясь глаза больнаго.

— Вотъ видишь! Въ деревнѣ ты совсѣмъ выздоровѣешь.

Больной вздохнулъ. Глаза его отуманились.

— Выздоровѣть я не могу, говорили они.

— Полно, полно грустить, папа, выздоровѣешь, непремѣнно, я тебѣ говорю… Что это ты такъ стараешься, Савелій? спросилъ Вася, обращаясь въ старому слугѣ.

— Батюшки вашего фантазію сполняю, Василій Герасимычъ, весело отвѣчалъ тотъ, разгибая спину и вертя во всѣ стороны букетъ, оказавшійся огромнымъ. — Жаль-отъ, примолвилъ онъ, — травки подходящей не найти, въ обертку, значитъ, пустить, трафаретомъ. A впрочемъ, ничего-съ, живетъ и такъ!

И, самодовольно улыбаясь своему произведенію, старикъ бережно положилъ букетъ на колѣни своего барина, между недвижныхъ рукъ его.

— Тебѣ цвѣтовъ захотѣлось, папа? спросилъ Вася.

Губы больнаго беззвучно зашамкали. Онъ взглянулъ на сына своимъ говорящимъ взглядомъ. Сынъ понялъ.

— Для мамы? спросилъ онъ.

— Да, отвѣчали глаза.

— Хочешь, я ей отнесу?

Больной тревожно замоталъ головой. Пальцы его слабо сжались вокругъ стеблей букета, какъ бы желая защитить его.

— Ты самъ хочешь отдать? спросилъ Вася съ какимъ-то грустнымъ оттѣнкомъ въ голосѣ.

— Самъ хочу! говорили глаза и обернулись на Савелья.

Старикъ всталъ за спинку кресла, взялся за ручки.

— Мама на террасѣ, тамъ теперь тьма народу, тихо замѣтилъ Вася.

— Везите меня! отвѣчалъ упорный взглядъ его отца.

Савелій взглянулъ мелькомъ на Васю, вздохнулъ, поплевалъ на руки и тихо покатилъ больнаго по направленію дома.

Молча шли мы рядомъ съ Васей за этою колясочкою, тяжело скрипѣвшею по крупному песку. Урывками доносились до насъ далекій гамъ и хохотъ товарищей, игравшихъ въ чехарду подлѣ крѣпости. Пискливые голоса дѣвочекъ, птичій щебетъ миссъ Пинкъ прозвучали гдѣ-то недалеко. Изъ боковыхъ дорожекъ выходили группы дамъ и офицеровъ, громко смѣясь и болтая. Но, при встрѣчѣ съ нами, все это смолкало мгновенно; пугливое недоумѣніе изображалось на лицахъ гуляющихъ, и съ обидною осторожностью спѣшили они пройти мимо больнаго, какъ бы озадаченные непріятно его неожиданнымъ и непрошеннымъ появленіемъ.

"Точно съ покойникомъ встрѣчаются!" подумалъ я, взглянувъ на Васю.

Глаза его темнѣли; онъ кусалъ губы и хмурился. Онъ видимо страдалъ.

Больной, казалось, ничего не замѣчалъ. Онъ не отрывалъ глазъ отъ своихъ цвѣтовъ. Но вдругъ онъ встрепенулся, зашамкалъ губами, залепеталъ.

— Поторопись, Савелій, сказалъ Вася, не покидавшій отца глазами.

— Неловко вамъ, Герасимъ Иванычъ? спросилъ заботливо старикъ, наклонясь въ нему черезъ спинку кресла.

Больной нетерпѣливо задвигался.

— Онъ маму видитъ, объяснилъ тихо Вася.

— Гдѣ же это онѣ? спросилъ Савелій, озираясь.

Въ одной изъ боковыхъ аллей, между деревьевъ, бѣлѣло женское платье. Сверкавшіе глаза больнаго указывали въ эту сторону. Онъ раньше всѣхъ узналъ Любовь Петровну. Онъ словно какимъ-то чутьемъ угадалъ ея близкое присутствіе.

Савелій дернулъ плечомъ и повернулъ кресло вправо.

IX

Она сидѣла на скамьѣ, блѣдная и недвижная, прислонясь головой къ дереву, опустя глаза и руки. Густая кленовая вѣтвь тихо качалась надъ ней, и, сквозь ея лапчатые листья, вечерній свѣтъ обливалъ ее всю узорнымъ и трепетнымъ сіяніемъ.

Красавица была не одна. Подлѣ нея, за деревомъ, небрежно прислонясь къ нему плечомъ, стоялъ Фельзенъ, неизбѣжный Фельзенъ; на первыхъ порахъ я не замѣтилъ его. Въ немъ, повидимому, не оставалось уже ни тѣни того угрюмаго расположенія, съ которымъ онъ, во время обѣда, такъ упорно избѣгалъ взгляда Любови Петровны. Теперь онъ весь сіялъ, казалось. Острые зубы сверкали изъ-подъ приподнятыхъ усовъ; онъ улыбался съ какою-то гордостью, будто только что вернулся побѣдителемъ изъ сраженія.

"Они помирились. она ему простила, противный гусаръ!…" И мнѣ сдѣлалось вдругъ невыразимо грустно.

— Votre mari! услышалъ я голосъ Фельзена.

Она вскинула голову, какъ бы просыпаясь, взглянула кругомъ. Колясочка быстро приближалась. Тоскливое напряженіе изобразилось на лицѣ сидящаго въ ней больнаго. Онъ также увидалъ Фельзена. Его большіе глаза горѣли, горѣли болѣзненно, быстро перебѣгая отъ гусара въ женѣ. Но Савелій прибавилъ шагу, подвезъ кресло прямо къ скамьѣ, занимаемой Любовью Петровной и, круто повернувъ его, изловчился такъ, что спинка кресла пришлась какъ разъ въ мѣсту занимаемому Фельзеномъ у дерева, чуть не сбивъ съ ногъ гусара на поворотѣ. Онъ едва успѣлъ посторониться.

— Откуда вы? спросила сына Любовь Петровна. Голосъ ея слегка дрожалъ, глаза безпокойно озирались.