Забытый вопрос

— Вообще же, продолжалъ онъ, переходя опять въ свой обычный, живой и веселый тонъ, — женщина прямо, настойчиво требуетъ осуществленія своего идеала въ жизни. Ей недостаточно, чтобы мужчина ей нравился; недовольно, чтобъ онъ съ своей стороны любилъ ее, — она желаетъ, проситъ, требуетъ, чтобъ онъ любилъ ее извѣстнымъ ей образомъ, любилъ не такъ, какъ Богъ ему на душу положитъ, а соотвѣтственно тому, какъ процессъ любви сложился заранѣе въ головѣ ея, со всѣми его подробностями, изъ которыхъ каждая дорога ей до боли. Самый этотъ процессъ любви, его прелюдіи, все то, что польки такъ удачно называютъ романсованьемъ, для большей части женщинъ дороже, чѣмъ сама любовь. Въ воспоминаніяхъ самой счастливой изъ нихъ всегда останется извѣстная доля горечи, если на дѣлѣ все это произошло не такъ, какъ представлялось ей въ грезахъ первоначальной юности, если тотъ, кого любила она, не умѣлъ говорить ей тѣмъ же волшебно-сладкимъ голосомъ и тѣ же именно волшебно-сладкія рѣчи, которыя обѣщало ей на зарѣ жизни ея молодое пробуждавшееся чувство. A много-ли изъ насъ, по правдѣ сказать, примолвилъ засмѣявшись Фельзенъ, — способныхъ пѣть такимъ волшебнымъ голосомъ?..

— Вы первый! воскликнула неожиданно Дарья Павловна.

"Только бы и меня не вздумала Анна Васильевна отправить, какъ Галечку, отсюда", думалъ я, въ свою очередь желая все слушать и слушать его. Къ счастію, становилось уже довольно темно, и Аннѣ Васильевнѣ было трудно меня видѣть за померанцевымъ деревомъ, на кадкѣ котораго я умостился.

Баронъ Фельзенъ сложилъ руки на груди, à la turque, и отвѣсилъ преувеличенно низкій поклонъ очарованной имъ Дарьѣ Павловнѣ.

— Продолжайте, продолжайте! крикнула она ему въ отвѣтъ. — Я интересанка, даромъ комплиментовъ не дѣлаю.

Онъ повиновался.

— Не надо забывать при этомъ, что идеалъ любви у каждой женщины свой, особенный, и восходитъ по ступенямъ безконечной лѣстницы, начиная отъ печалованія русской бабы на то, что мужъ ея не бьетъ — значитъ не любитъ, и до тѣхъ метафизическихъ областей, добравшись до которыхъ романическая женщина, какъ героиня Бальзака въ его Le lys dans la vallée, напримѣръ, или Valérie госпожи Крюднеръ, отрицаетъ уже все тѣлесное, все земное и допускаетъ лишь какое-то непрерывное воздыханіе любви двухъ душъ, посредствомъ этой же любви рафинированныхъ до чистоты безплотныхъ небожителей. Извольте же найти среди насъ, субъектовъ, соотвѣтствующихъ каждой изъ этихъ ступеней разнообразнѣйшихъ, но равно настойчивыхъ, горячихъ и совершенно притомъ — не надо забывать этого, — законныхъ женскихъ требованій!…

— Ахъ, какъ онъ насъ знаетъ, какъ знаетъ! выражала Аннѣ Васильевнѣ свое восхищеніе румяная дама. — У каждой изъ насъ, — c'est vrai — свое особенное въ головѣ и въ сердцѣ. Не потрафить имъ намъ, никакъ не потрафить, съ комическою печалью приговаривала она.