Дитер Бауман достает свою золотую медаль. Ребята попросили, чтобы он привез свою олимпийскую награду 1992 года.
– Если брать только материалы, то ее цена – 25 евро, – замечает Бауман. – Она всего лишь позолочена.
– Это вы специально так говорите, чтобы мы ее не украли.
Чтобы показать, какова истинная стоимость этой медали, Петер Гюльпен через проектор демонстрирует на стене зала видео: последний круг финального забега на 5000 метров в Барселоне.
Забег возглавляют четыре африканца и Бауман. Он держится на внутренней дорожке, чтобы не пробежать ни одного лишнего метра и сберечь силы. «Вот такая была исходная позиция, – объясняет Бауман. – В том сезоне я перед Олимпиадой участвовал в десяти соревнованиях и каждый раз побеждал спуртом на финишной прямой. Все остальные понимали, что на последних 100 метрах я у них выиграю. Поэтому им надо было убежать от меня пораньше».
За 300 метров до финиша кениец Пол Биток делает ускорение. Темп и без того был очень высоким, хоть и не рекордным. Бауман бежит почти на максимуме своих возможностей. Если судить по абсолютным личным результатам, то все остальные превосходят его. Он не гонится за рекордами и одерживает тактические победы. Фита Байиса из Эфиопии присоединяется к Битоку, и они вдвоем начинают уходить. Бауман не может поддержать их рывок, потому что сам себя запер на внутренней дорожке. Перед ним бежит марокканец Брахим Бутайеб, а сбоку – его друг, чемпион мира из Кении Иобес Ондиеки. Бауман не может их обогнать, а Биток и Байиса убегают все дальше.
– Он в клещах! – кричит немецкий телекомментатор.
– Дитер, Дитер! – скандируют заключенные.
Бегуны проходят последний вираж. Чемпион мира Ондиеки чуть отстает, и Бауман может наконец вырваться на вторую дорожку, чтобы обогнать марокканца. Он начинает финишный спурт. Это заметно по тому, как учащаются шаги и усиливаются движения руками, позволяя сантиметр за сантиметром сокращать расстояние до лидеров. А может, это только кажется? Нет, Бауман действительно вступает в игру!
– Найдет ли он лазейку? – кричит комментатор.
– Дитер, давай! – орут парни.
Почти в каждом забеге на финишной прямой стадиона странным образом отыскивается лазейка для преследователей. Это какой-то загадочный феномен. Зачастую лидер немного смещается вправо, на вторую дорожку, потому что именно оттуда он ожидает атаки соперника. И это дает преследователям возможность проскользнуть мимо него. В Барселоне идущий на втором месте Байиса на последних метрах уходит на вторую дорожку, чтобы обогнать Битока, но ему не хватает сил и он отстает. Появляется брешь.
Бауман по внутренней дорожке обходит Байису, а по внешней – Битока. Миновав финишную черту, он делает кувырок.
Заключенные аплодируют.
«Да ладно, это было уже давно, двадцать пять лет назад», – говорит Бауман.
Теперь можно задавать вопросы.
– Господин Бауман, – спрашивает Рамзи, – какое расстояние между бегунами в группе? Со стороны кажется, что вы просто бежите впритирку друг к другу.
– Как вы стали бегуном?
– Правда ли, что у африканцев чисто генетически больше красных кровяных телец, потому что они всю жизнь проводят на высокогорье?
Бауман отвечает, что бегуны тонко чувствуют пространство. Почти не бывает так, чтобы они сталкивались друг с другом в плотной группе, хотя расстояние между ними измеряется буквально сантиметрами. Вообще-то он собирался стать футболистом, как и его брат Рольф, который впоследствии играл за «Штутгарт» и «Базель», но как-то раз в 15 лет принял участие в забеге на 1000 метров и понял, что футбол – это не его вид спорта. Что же касается генетики, то все люди одинаковы, но африканцы, как правильно подмечено, растут в условиях разреженного воздуха на большой высоте, поэтому привыкают обходиться меньшим количеством кислорода. В этом их преимущество. Однако, по мнению Баумана, в последние два десятилетия появился еще один фактор успеха африканских бегунов. Это голод.
Занятия бегом в Кении или Эфиопии – одна из немногих возможностей вырваться из нищеты, что является мощнейшим стимулом.
Разговор переходит на расовые темы. Собравшихся интересует, протестовали ли в то время чернокожие атлеты против притеснений.
Я вижу, что здесь, в тюрьме, Дитер Бауман чувствует себя свободным, как никогда. Эти парни ничего не знают о нем. В 1992 году они еще не родились, поэтому относятся к нему без всякого предубеждения. Никто не пытается напомнить ему про тот известный допинговый скандал 1999 года, как это часто случается на воле. Они ничего не слышали о нем. Для них Бауман – это тот человек, каким они видят его в данный момент.
Вполне можно понять людей, у которых спустя годы память об известных личностях ограничивается только каким-то одним обстоятельством или событием. О Вилли Брандте как о канцлере помнят то, что он встал на колени перед памятником жертвам Варшавского гетто. Художник Йозеф Бойс ассоциируется с топленым жиром[3]
, а Дитер Бауман – с зубной пастой.