Зачем учить математику

– Дуня, прости, – прокричал он вниз, перегнувшись через перила, – я не хотел тебя обидеть!

Но она не собиралась вступать в переговоры. Видя, что она в исступлении, он решил пойти на хитрость. Было одно место, где она не стала бы его искать – это мужской туалет. Но сначала надо оторваться, чтобы она не знала, где он спрятался, иначе туалет стал бы для него тюрьмой.

Прыгая через две ступеньки, он взлетел на четвёртый этаж, пулей промчался по коридору и ворвался в мужской туалет рядом с кабинетом английского. Там уже притаился Серёгин. Вид у него был жалкий.

– Господи, – воскликнул он, – ну ты меня напугал! Я думал, это Субботина!

– Очень надеюсь, она не станет проверять туалеты, – перекрестился Тихонов, – иначе мы встретим здесь свой конец.

– Двусмысленно ты про конец высказался, Тихон, страшные картины в голове возникают! Впрочем, она на всё способна!

В коридоре раздались шаги. Друзья притихли, круглыми от страха глазами глядя друг на друга. Неизвестный прошёл мимо.

– Тихон, ты зачем меня Субботиной сдал? – спросил Серёгин шёпотом.

– Да я подумал, что это ты меня сдал. Откуда она узнала, что я сочинил?

– А кто у нас в школе ещё сочиняет…

– Ну да, ну да… Слушай, Серый, а что ты в ней нашёл? Блин, она же страшная, как бегемот, и эта стрижка под горшок…

Серёгин хмуро посмотрел в сторону.

– Ну а мне нравится, – твёрдо сказал он. – О вкусах не спорят. Не хуже твоей Гришиной.

– Ну в таком случае иди, поговори с ней. Объяснись. И за меня замолви словечко. А то я в школу больше не приду. Стрёмно.

– Ты серьёзно?

– Конечно. Она уже, наверно, и успокоилась немножко. Так обычно бывает: человек сначала горячится, а потом успокаивается и добреет, – Тихонов старался говорить уверенно. – Просто скажи, что она тебе нравится, и все сразу норм будет.

– Ладно, – согласился Серёгин, с сомнением глядя на Тихонова.

– Ну, давай, иди.

– Ну, я пошёл.

– Ну, иди. Чего стоишь?

– Да иду я, иду…

– Давай, давай, Ромео! Надеюсь, Джульетта не оторвёт тебя яйца.

– Не, Тихон, я не пойду.

– Да ладно, шучу. Давай.

– Ок, я пошёл.

Серёгин ушёл. Тихонов подошёл к окну и стал ждать. Четырнадцатое февраля, совсем зима, город со всем содержимым – как селёдка под шубой. Всё замело снегом, мы под тяжёлым серым куполом, и уже сумерки, несмотря на середину дня. А где-то там, за этим куполом, витает в небе весна, и может быть, даже стучится в него.

И Тихонову показалось, что он слышит далёкий стук. Неужели весна? Или Субботина головой Серёгина об стену? Он не думал, что у них дело обойдётся мирно. Но хоть она выпустит пар…

Выждав десять минут, он вышел из туалета, настороженно оглядываясь по сторонам. На четвёртом этаже никого. Спустился на третий – там тоже. И на втором пусто. Но на первом он наконец увидел их.

Они стояли напротив раздевалки, держась за руки, и о чём-то мирно беседовали. Серёгин был красный, то ли от стыда, то ли от пощёчины. Он ей что-то быстро и с жаром говорил, она смотрела на него и кивала. И вдруг Субботина улыбнулась. В этот самый миг Тихонов с удивлением обнаружил, что она совсем не страшная.

8 марта

– Тихон, ну мне очень надо! Пожалуйста! – умолял Серёгин.

– Нет, не проси. Ты помнишь, что тогда было? У меня после того случая добавилось седин… И не только на голове.

– Да ладно, она потом сказала, что ей даже понравилось!

– Серый, ключевое слово здесь «потом». А в тот самый момент чуть не пролилась наша кровь.

– Ну вот ты гад…

– Извини. Да и вдохновения у меня сегодня чёта нет… Без вдохновения ничего не напишешь. Ты сам попробуй напиши!

– Я не умею.

– Вот и я сегодня не умею…

На самом деле Тихонов не был честен с Серёгиным. И Субботину он больше не боялся. Она, как говорится, сменила гнев на милость. Вот она, сила поэзии! Теперь при встрече она всегда ему мило улыбалась, вызывая ревность Серёгина. И совершенно напрасно, Тихонов не имел никаких планов на её счёт. Хотя однажды произошёл странный случай. Как-то она подошла к нему на перемене и спросила загадочно:

– Лёш, а ты когда-нибудь целовался?

И твердо так при этом поглядела ему в переносицу.

Он решил, что она сейчас его поцелует (ну и пусть, лишь бы не задушила в крепком объятии). Но невдалеке околачивался Серёгин, Гришина, да и вообще полшколы. К тому же он так смутился, что вдруг, сам не зная зачем, сказал:

– В смысле?

На этом их разговор закончился.

Так вот, сочинять для Серёгина он не хотел, потому что собирался сочинять для Гришиной. Восьмое марта нельзя было просто так проигнорировать, она бы ему не простила.

Первым уроком стояла литература – отличная возможность отдаться музам! Тем более, у Надежды Павловны случилось что-то с левой ногой – она была от ступни до колена забинтована, и она проводила урок, сидя за столом. Сегодня они обсуждали «Грозу» Александра Островского.