Задание Империи

Начиналась статья с критики троцкизма вообще, Троцкого в частности и, чего Виктор не ожидал, — стародавнего лозунга Троцкого о Соединенных Штатах Европы, с которым он носился еще в Гражданскую. Надо сказать, что об этом лозунге Виктор слышал еще в своей реальности и в советское время, когда в вузе проходили работу Ленина об этом лозунге — работу, из которой он, Виктор, честно говоря, тоже не понял, чего такого в этом лозунге и зачем учить что-то про него спустя шестьдесят лет Советской власти. Здесь же в статье было подчеркнуто, что Троцкий хотел превратить Россию в один из штатов этих Соединенных Штатов Европы, в результате чего она, Россия, свою самостоятельность теряла и за нее решали бы европарламент, европравительство и европрезидент, евровалюта контролировалась бы евробанкирами и так далее. «Вот где собака порылась!» — подумал про себя Виктор. Замысел Троцкого ему стал вроде ясен, но к чему мусолить эти идеи в жасминной империи, было понятней не больше, чем кампания критики Конфуция и Линь Бяо в Китае семидесятых.

Дальше шли какие-то неконкретные выпады в адрес неких «перекрасившихся троцкистов-комиссаров и их приспешников, которые прячутся под личиной радетелей за народные интересы». Это переваривалось еще сложнее, потому что никакой приметы, как распознать под личиной радетеля коварного троцкиста-комиссара, напрямую не давалось. По умолчанию оставалось, что отличительный признак как-то связан с лозунгом Соединенных Штатов Европы. Правда, Виктор не слышал, чтобы при нем кто-то за это агитировал… но если троцкисты «под личиной», то агитировать и не будут… а вообще при желании под это любого можно подвести. И как же они разбираются? А может, как у нас, и не очень разбираются?

«Думай, думай. От этого, может, твоя жизнь зависит. Ищи, как они тут определяют, кому с цаком в носу ходить».

Еще в этой части клеймили какого-то Парвуса, о котором Виктор по советскому курсу истории партии вообще ничего не знал, а после реформы особо свою историю изучать некогда было — больше приходилось выживать и искать заработки. А тут он какая-то важная фигура в истории, хоть и в плохих парнях.

Третья часть вообще была набором заклинаний. «Не все отдают себе ясный отчет», «требует беспощадной борьбы», «недопустимо либеральное отношение» и прочее. Короче, часть эту можно было выразить в паре слов: «Выплюнь каку».

Все это можно было бы назвать пустой заумью, если бы — и Виктор достаточно отчетливо это чувствовал — от этого не зависела его дальнейшая судьба.

«Как не попасть под лошадь — это понятно, — думал он, — не надо ворон ловить. А как не попасть под это? Короче, есть зашифрованное предупреждение, и надо успеть его разгадать. А для этого лучше пройтись, чтобы больше кислорода к голове приливало».

На улице, несмотря на склонявшееся солнце, продолжало печь и парить. Откуда-то со стороны Бежич ползли тяжелые тучи, увенчанные сияющими белыми шапками. Погромыхивало.

«Наверное, гроза будет. Еще одна важная вещь — зонтик. Хотя большинство народу почему-то без него».

Он только успел дойти до почты, как внезапно налетевший ветер поднял, закрутил и бросил ему в лицо дорожную пыль. Сверху на асфальт упали первые тяжелые капли, расплываясь темными кляксами. Запахло какой-то особенной свежестью, которая чувствуется лишь при приближении дождя.

Недолго думая он завернул налево, на ступени широкого подъезда почтамта, под крышу. Какая-то дама с маленькой девочкой, шедшая ему навстречу из почтового отделения, остановилась и глянула на небо.

— Пошли обратно, Катя. Переждем. Видишь, дождь собирается, а мы без зонтика.

— А мы успеем к тете Зине?

— Конечно, успеем. Пошли в зал.

— Там душно… Я хочу тут посмотреть.

— Здесь забрызгает. Пошли, я дам перо — на испорченном бланке порисуешь.