Задание Империи

Виктор ожидал, что этот нетленный суперхит семидесятых молодежи понравится, но не ожидал, что настолько. Ватага буквально разинула рты.

— И вместе! «А любовь, как со-он…»

— Паша, да чтоб я помер! — заорал Толян, когда последний аккорд замолк. — Отцы! Это же блюз! Наш русский блюз! Я так и слышу — фаро-фаро-фа… фаро-фаро-фа! Это же надо Ляле Червонной в «Медведь»! Публика будет рыдать и сыпать червонцы!

— На условии — Ляля Червонная и наша банда!

— А ты не размечтался, чтобы сама Ляля Червонная — и какой-то «Десна-банд»?

— Какой-то? Да с этим номером это великий «Десна-банд»! Да у меня в столице есть знакомая артистка, Пугачева, я сегодня же телеграфирую…

— И что твоя Пугачева? Она всего в одной звуковой фильме и снялась. Лучший вокал столицы, что ли?

— А что, Шульженко лучший вокал столицы? Важно, как поет! Каким чувством!

«Или у меня крыша едет, или… А, ну да, это же не та Пугачева. Это та, которая пела в «Острове сокровищ». И, кстати, песня стала суперхитом».

— Мальчики, вы бы хоть гостей пивом угостили.

— Мать, ты права как никогда! Извините нас, пожалуйста. Не желаете ли от нашего стола?

— Желаем, — ответила Краснокаменная, — мы не гордые.

— Послушайте, а у вас нет еще чего-нибудь такого, неизбитого?

— Есть. Например, романс неизвестного автора. Говорят, что неизданный Есенин, но литературоведы пока по этому поводу молчат…

Песня «Помню, помню, мальчик я босой» тоже оказалась хитом всех времен и народов. Творческие личности записывали слова на обрывках газеты и подбирали ноты.

— Ну вот, — констатировала Татьяна, в которой вновь заговорил корреспондент, — оказывается, поляны для всех вполне достаточно. А что это за грехопадение, которым вы собирались заняться? Это только пиво или больше? Идет ли оно под горчицу или томатную пасту? И можем ли мы почерпнуть из него чего-нибудь нового и для себя?

— Не знаю, — ответила Софочка, — для вас это, наверное, новое. Толик, верно, лучше объяснит.

— Да, Толик, расскажите. И обязательно ли для этого гитара и патефон.

— Патефон обязательно. Дело в том, что мы тут собираемся для танцев, которые церковь объявляет вызывающими, а музыку — вульгарной.

— А можно хотя бы послушать? — заинтересовался Виктор, подозревая, что речь идет о стиле, ставшем в реальности-2 мейнстримом советской молодежи пятидесятых.

— Пожалуйста, — он порылся в коробке пластинок, — вот кое-что свеженькое. Ларри Клинтон и Би Вейн.

Поляну огласили звуки «Swing Lightly». Молодежь жадно навострила уши. Галочка даже закрыла глаза, приоткрыла рот и шевелила губами, делая какие-то движения руками в такт.

— Ну что, — заключил Виктор, — вещь миленькая, по нонешним временам даже кайфовая. Драйв есть. Можно оттянуться.

— Что-что есть?

— Драйв. Ну заводная.

— А оттянуться — это как?

— Оттянуться — значит оторваться. Ну если мы сейчас будем под это танцевать что-нибудь типа, э-э… джайва там — это значит, мы оттягиваемся. А если до упаду танцуем, это оттяг по полной.

— А «кайфовая»?

— Чуваки, — произнес Виктор, с трудом сохраняя серьезное выражение лица, — кайф — это кайф. Его ловить надо. Короче, кайф — это балдеж. Это улет. Мы тут сейчас кайфуем. Потому что музыка клевая.

— Так вы что — тоже…

— Ну я, конечно, не такой продвинутый, как наш диджей Анатолий, но психологических барьеров с поколением тридцатых у меня нет.

— Вот… А церковь, понимаете, считает, что вот этот свинг — вульгарно.

— Ну насколько я понимаю в английском, там девушка поет, как ей хорошо танцевать с парнем, и больше ничего. Может, церковь имеет в виду другие, по-настоящему вульгарные свинговые вещи?

— А какие?

— Да вот я, например, знаю один свинг. Слышал от знакомого моряка дальнего плавания.

— А показать можете?

— Ну если для того, чтобы показать, что действительно бывает вульгарный свинг и запреты имеют причины…

— Просим! Просим!

«Сейчас мы им запустим вируса в систему».

— Значит, «Песня о морском дьяволе». Музыка Андрея Петрова, слова Сергея Фогельсона…

— О! Уже многое объясняет!

— Так. Мотивчик примерно, как у «Swing Lightly», только добавить вульгарности и упадочности. Чтобы звучало вызывающе и было пронизано духом разложения заокеанской культуры. Лап-па да-ба, лап-па да-ба, йяп-туда, лап-па да-ба, лап-па да-ба, йяп-туда… Вот так примерно. Да, вообще-то это должна петь женщина, но поскольку никто не знает…

— Ничего! Вот Шульженко мужские песни поет.

— Ну тогда — о, йес, бичел, хей! «Нам бы, нам бы, нам бы, нам бы всем на дно…»

Это сейчас диджею надо из себя вывернуться, чтобы завести народ. Плюс светомузыка, пиротехника и всякая фигня. Здесь публика завелась с полоборота.

— «Эй, моряк! Ты слишком долго плава-ал!» — орали хором все пять пришельцев; Сеня подхватил Галочку, а Паша — Софочку, и они устроили танцы перед эстрадой. Судя по всему, они сбацали джиттербаг. Виктор понял, что версия с пляжным покроем была ошибочной; в узких платьях это станцевать было бы просто невозможно.

— Отцы, нынче просто праздник какой-то. Немедленно пишем у Туманяна эту вещь на говорящую бумагу.

— Сенечка! Это же грех!