Переход ветра к востоку изменил всю ситуацию (как это всегда бывает с ветром): отмели Руте оказались у нас теперь с подветра, в то время как с наветра лежали глубокие лагуны Отцумер-Эе, хотя и защищенные Шпикерогом, но все равно дающие большой простор для разгона волн. Нам пришлось развернуться носом и поставить бизань. Пробиваться на ветер было немыслимо, потому как в несколько минут поднялся настоящий ураган. Оставалось уходить под ветер, и Дэвис склонялся устроиться позади отмели Янс и не рисковать входом в Бензерзиль. Вопрос решила моя ошибка на брашпиле. Тридцать из сорока саженей нашей якорной цепи было вытравлено. Очумев от качки и ледяных брызг, я забыл про чудовищное натяжение цепи и ослабил ее на кнехтах. На барабане остался лишь один оборот цепи – в обычную погоду вполне достаточно. Но теперь, стоило мне навалиться на рычаг, как он начал проскальзывать, и в мгновение ока цепь юркнула в клюз и исчезла за бортом. Я попытался задержать ее ногой, но что-то внизу треснуло, яхта дернулась и задрейфовала кормой вперед. Я закричал и додумался тут же поставить зарифленный стаксель. Дэвис тут же заставил “Дульчибеллу” слушаться руля и взял курс на зюйд-вест. Вернувшись на корму, я застал его, как всегда, невозмутимо спокойным.
– Чепуха, – махнул он рукой. – У якоря есть буй[62]
. Придем завтра и достанем. Сейчас не выйдет. Нам все равно пришлось бы сниматься – волны и ветер слишком сильные. Попробуем пройти в Бензерзиль, здесь верп нас не удержит.Волнующий получился переход по пересеченной местности, так сказать, над не размеченным вехами водоразделом. Но после утренней прогулки у нас имелись пеленги. Повсюду отмели и буруны. Вскоре мы заметили боны Бензерзиля, но даже под бизанью и стакселем шли слишком быстро. Пришлось лечь в дрейф, потому что канал выглядел пока слишком мелким. Мы наполовину опустили шверт и старались удержать яхту так, чтобы ее не сносило под ветер пережив весьма непростой отрезок времени. В конце концов нам пришлось входить в проток раньше, чем планировалось, потому как вопреки всем усилиям нас сносило под ветер и начало смеркаться. Сделав в 5.15 разворот, мы влетели в канал, оставив слева боны, едва видимые из-за прибоя и растущей воды. Дэвис расположился на носу и сигналил руками: лево, право руля, так держать, а я тем временем, мотаясь из стороны в сторону и избиваемый хребтами волн, сражался с румпелем. Внезапно справа показалось нечто вроде дамбы, подтапливаемой морем. Сквозь завесу дождя проступили очертания берега, на причале стояли и кричали люди. Дэвис лихорадочно замахал левой рукой, я резко переложил руль, и мы оказались на спокойной воде. Еще несколько секунд, и мы уже втискивались в промежуток между двумя деревянными молами. Внутри оказалась крошечная квадратная гавань, но нам не хватало места, чтобы разворачиваться к пристани, и не было времени спускать паруса. Дэвис просто швырнул за борт верповый якорь, и тот взял как раз вовремя, погасив инерцию и не дав бушприту врезаться в стенку. Человек с причала бросил нам конец, и мы подтянулись бортом, будучи изрядно ошарашены развитием событий.
То же самое можно сказать и о местных, которые смотрели на нас так, будто мы свалились в неба. Они были настроены очень дружелюбно, но не без тени разочарования – очевидно, рассчитывали принять участие в спасательных работах. Все рвались спускать паруса и вообще помочь, чем можно. От толчеи нас спасло появление строгого субъекта в очках и мундире, который отогнал жителей прочь и назвался таможенным чиновником (чудно было видеть такую шишку в этой вонючей дыре!). Он спустился в каюту, пребывавшую в жутком хаосе и полную воды, извлек перо, чернила и огромный печатный бланк и потребовал сообщить сведения о грузе, команде, последнем посещенном порте, пункте назначения, припасах, и прочем. Груз – отсутствует (туризм); капитан – Дэвис; команда – я; последний порт – Брунсбюттель; пункт назначения – Англия. Имеется ли спиртное? Виски (предъявлено). Соль? Банка “Серебос” (предъявлена, как и слежавшийся комок в солонке). Кофе? Ну и так далее. Все наши ящики были осмотрены, ружья ощупаны, койки обысканы. Тем временем немецкие карты и журнал, проклятые доказательства нашей деятельности, лежали на самом виду, буквально взывая обратить на них внимание, – в суматохе нашего бегства от Руте мы напрочь забыли припрятать их.