– С ума сошел? – Иван Игнатьевич вырвал у него доску, бережно прижал к груди. – Не тронь! Это не просто доска, это картина! Бесценная картина!
– Чего? – Прошка посмотрел на странного старика как на сумасшедшего.
Картины он видел – на базаре татарин Ахмет продавал красивые картины – портрет генерала Скобелева в парадном мундире, Шамиля на коне, Бову-королевича, тетеньку в газовом платье. Все яркое, красивое, не стыдно на стенку повесить. А эта темная доска только и годится, чтобы печку топить!
Но спорить со стариком Прошке не с руки. Он приютил мальчишку в теплом уютном доме, кормит, кстати, неплохо, так что можно перекантоваться при нем до тепла. А потом уже отправиться в путь. Россия большая…
Прошка прилег на кожаный диван возле печки и сам не заметил, как уснул.
А Иван Игнатьевич еще долго расхаживал по комнате, мечтая о том, как благодаря этой картине он вернется в Москву или Петроград, и глядишь, его примут на работу в Эрмитаж или в Третьяковскую галерею… ему уже виделись просторные музейные залы, образованные, интеллигентные люди…
Уже под утро он задремал в кресле.
И проснулся от громкого стука в дверь.
В первый момент Иван Игнатьевич испугался. Ему показалось, что в дом ломятся бандиты или красногвардейцы и что жизнь его висит на волоске…
Но тут он окончательно проснулся и вспомнил, что на дворе не восемнадцатый год, а двадцать четвертый, Гражданская война давно закончилась и советская власть установилась надолго, если не навсегда. Установилась повсюду – даже в их захолустье. Вспомнил он также, что служит этой власти в должности директора и единственного сотрудника городского музея, созданного на основе дома бывших заводовладельцев Демидовых.
А уже потом он вспомнил, что вчера Прошка принес ему темную от копоти доску, на которой он прочел имя великого урбинского художника…
– Прошка! – крикнул старик. – Прошка, паршивец, не слышишь – в дверь стучат! Отвори, пока они ее не выломали!
Нахальный мальчишка не отзывался, не подавал никаких признаков жизни – не иначе как спал без задних ног. Ну вот, опять самому придется открывать…
Наконец Иван Игнатьевич поднялся. Все тело болело от неудобного положения. Кряхтя и охая, он подошел к двери и недовольным, заспанным голосом осведомился:
– Кто там? Музей закрыт…
– Открывай, Свиридов! – раздался за дверью хриплый начальственный голос. – Открывай, а то выломаем!
Иван Игнатьевич похолодел, сердце его провалилось в пятки: он узнал неповторимый голос председателя городской ЧК Погребняка. Еще бы его не узнать…