Загадка уральской Мадонны

– Вот, Аксинья Андроновна, женщина кого-то спрашивает… – начала девица, но в этот момент ее начальница разглядела Анну и невероятно оживилась:

– Анюта, Волынская, как удачно, что ты к нам зашла! Я как раз тебе хотела звонить, да не могла найти номер!

– Где ты нашла такой уникальный экземпляр? – Анна кивнула на девицу за стойкой. – Это что – экспонат выставки? Результат параллельной эволюции приматов?

– Ах, Акулина? – Плотицына фыркнула. – Она тебе что, нахамила? Это она умеет!

– Я же не знала, что она ваша знакомая… – огрызнулась девица.

– Молчи уже! – рявкнула начальница. – Ох, лопнет мое терпение когда-нибудь!

Плотицына решительно подхватила Анну под руку и увела в свой кабинет.

– Ничего не могу с ней сделать, за нее просил спонсор нашего музея, – говорила она на ходу, – ссориться со спонсором никак не могу, так что приходится терпеть.

Стены кабинета были увешаны черно-белыми фотографиями. Вообще, все здесь было контрастным, черно-белым, даже письменный стол. За этим столом, в черно-белом кожаном кресле, восседала курносая черно-белая кошка. Она выглядела так, как будто именно она была хозяйкой кабинета, и взглянула на вошедших женщин с явным неудовольствием – мол, вас не приглашали.

Плотицына тем не менее согнала кошку с кресла и заняла ее место, предварительно смахнув с него шерсть.

Анне она предложила сесть на стул по другую сторону стола.

– Значит, ты теперь Аксинья? – проговорила Анна, вглядываясь в ее лицо.

Лицо это, во-первых, было совсем не похоже на Ксюшу Плотицыну, которую она помнила, а во-вторых, оно было неподвижно, как маска, и никакие эмоции на нем не выражались.

– Да, я теперь Аксинья, – кивнула дама. – Понимаешь, это имя ближе к подлинным народным корням.

– А, ну да, понятно… – протянула Анна, хотя ничего не поняла. – А что у тебя с лицом?

– А что с ним не так? – новоиспеченная Аксинья озабоченно потянулась к зеркалу.

– Ну, оно какое-то не такое. Я тебя, признаться, едва узнала.

– Ну, все мы должны меняться… – протянула Плотицына. – Такой тип лица сейчас в тренде.

– А если тренд изменится?

– Ну, когда изменится, тогда и буду думать. Проблемы нужно решать по мере поступления. Зато ты вот совершенно не изменилась! – Плотицына решила, видно, не спускать Анне.

При этом она очень выразительно на нее посмотрела. И хоть Анна увидела себя ее глазами – запущенная, в устаревшем костюме, она была к этому готова, поэтому просто улыбнулась.

Помолчали, потом Аксинья спохватилась:

– Ну ладно, очень удачно, что ты зашла, я как раз хотела звонить, потому что у нас возникла идея – устроить персональную выставку твоего отца и издать к этой выставке буклет. Даже, можно сказать, не буклет, а небольшой альбом.

– Альбом? Это здорово! – оживилась Анна.

– Да, конечно. Тему выставки я уже придумала, и даже название – «Голая правда». Как тебе такое?

– А почему именно правда и почему она голая?

– Неужели непонятно? Я хочу выставить обнаженную натуру твоего отца. То есть не его самого, конечно, – спохватилась Аксинья, – а его моделей. Проще говоря – ню. Ведь у твоего отца было очень много обнаженной натуры. Я помню, сразу, как только входишь в его квартиру, попадаешь в такой большой холл, и прямо напротив входа висела большая картина… такая пышная рыжеволосая модель… ах, извини, – снова спохватилась Аксинья, – я совсем забыла, что ты там больше не живешь… что эта квартира…

«Ничего ты не забыла, – подумала Анна, внимательно глядя на свою собеседницу, – тебе просто приятно меня унизить… ну да ладно, я не раскисну, не доставлю тебе такого удовольствия».

– Так вот, многие актуальные критики считают, что твой отец очень современно трактовал обнаженную натуру. Что, несмотря на то что его работы производят впечатление реалистических, в них присутствует достаточный элемент концептуализма. Хотя бы в том, как неожиданно он использует игру света на коже моделей. Критик Пеликанский – ну, ты знаешь, тот самый, вокруг которого был такой скандал на последней биеннале, – он написал, что эта игра света создана под воздействием философии Кьеркегора и Адорно…

– Мой отец их не читал, – спокойно сообщила Анна.

– Ну и что? Это неважно! Положения современной философии не обязательно усваивать на формальном уровне, они буквально витают в воздухе, как… как кошачья шерсть, и могут быть усвоены на подсознательном уровне…

– Разве что на подсознательном… – пробормотала Анна. – И потом, Кьеркегора вряд ли можно назвать современным философом, он жил двести лет назад и был скорее современником Бетховена…

– Да что ты говоришь? – Аксинья захлопала глазами. – Никогда бы не подумала! А выглядит так современно! Кстати, о Бетховене. Я сейчас вспомнила еще одну картину твоего отца – там обнаженная модель изображена рядом с роялем. Кажется, эта картина висела у него в гостиной… ах да, извини, я все время забываю, что ты там больше не живешь… у меня такая ужасная память! Вся эта история с тем твоим мужем совершенно вылетела у меня из головы!