Несмотря на то что в этот раз крымских татар удалось не пустить за Оку, вторжение крымцев в 1533 г. имело тяжелые последствия для Московского государства. Быстро отступавшие татары на самом деле добились своего, уведя за собой громадный, не менее нежели стотысячный полон. Крымский хан Сахиб Герай писал впоследствии в Москву, что у его знатных воинов, вернувшихся из похода 1533 г., было по 15–20 пленников, «а у иных, всей нашей рати, на всякую голову по пять, по шесть голов твоего полона в руках». Лишь в виде «тамги» хан получил от продажи пленных 100 тысяч золотых.
Произошедшее, таким образом, можно лишь весьма условно считать победой московских воевод и поражением крымских полководцев – татары получили то, за чем приходили, а русские войска не смогли им эффективно воспрепятствовать. Василий III мог бы повторить знаменитое изречение эпирского царя Пирра: «Еще одна такая победа, и мне некого будет защищать». Крым явно выигрывал у Москвы в общем стратегическом зачете и по очкам, хотя и мог понести некоторые потери и потерпеть отдельные поражения. Впрочем, следует также учитывать, что стратегическая задача освобождения Казани не могла быть достигнута при столь ограниченном военном контингенте крымцев, отправившихся в поход. Для того чтобы вернуть Сафе Гераю Казанское ханство, следовало бросить на Москву силы всего Крыма, сопоставимые с ударом, нанесенным Мехмедом Гераем в 1521 г., а сделать это мог лишь лично крымский хан Сахиб Герай.
Колоссальными были и прямые экономические потери Московского государства – разграбленные и сожженные селения, уведенные в неволю крестьяне были, помимо стоявших за этими сухими словами десятков и сотен тысяч несчастных человеческих судеб, еще и существенным убытком для казны, сколь бы цинично это ни звучало. Колоссальных средств требовала выплата выкупа за пленных. После смерти князя Василия ІІІ в декабре 1533 г., осенью 1534 г. от имени малолетнего Ивана IV Васильевича архиепископу Великого Новгорода и Пскова Макарию была выдана великокняжеская грамота, сохранившаяся в составе Софийской ІІ летописи: «Государь великий князь Иван Васильевич юный всея Руси и мать его княгиня Елена прислали к своему богомольцу архиепископу Великого Новгорода и Пскова владыке Макарию в Великий Новгород своего сына боярского из Москвы с грамотами, а пишет в них: что приходили в прежние годы татары на государеву украину и взяли в плен детей боярских, и мужей, и жен, и девиц, и потом возвратили плен вспять, а за то просили у государя серебра. И князь великий велел своим боярам серебро дать, а хрестьянские души у иноплеменников откупить; и государь великий князь и мать его княгиня Елена повелели владыке Макарию в той мзде самому быть, а в своей архиепископии в Великом Новгороде и Пскове и во окрестных городах своей архиепископии со всех монастырей, сколько их есть, где чернецы и черницы, собрать семьсот рублей московских… И владыка Макарий, слышав сие, вскоре послал к государю великому князю Ивану Васильевичу на Москву своего князя Михаила Федоровича Оболенского да дьяка своего Ивана Петрова сына Одинца, а с ними серебра семьсот рублей московских, месяца ноября в 22 день».
Большие сеферы и чапулы за добычей были предприняты крымскими татарами и в 1535 г. Как свидетельствуют источники, в начале февраля 1535 г. «пришли к великому князю с украинных мест, с Рязани, вести про крымских людей, что видели под украинами крымских людей. И князь великий отпустил из Москвы в Серпухов для береженья воевод своих, боярина своего и воеводу князя Василия Васильевича Шуйского, да боярина и конюшего князя Ивана Федоровича Телепнева, и иных своих воевод многих со многими людьми, да и в иные города порубежные, на Тулу и в Калугу иных многих воевод со многими людьми послал для береженья». Впрочем, это оказался лишь пролог крупного вторжения, и две недели спустя, «февраля в 13 день вести пришли, что крымские люди под украиною были многие, но на украину не приходили, верст за пятьдесят от украины воротились и пошли прочь».
Настоящее же вторжение состоялось полгода спустя, в августе 1535 г.: крымцы «пришли на рязанские украины безвестно, августа в 18 день, в среду, а великому князю вести не учинилось». Впрочем, несмотря на внезапность нападения, пересечь хорошо укрепленную и организованную оборонительную линию по Оке татарам уже не удалось: «Воеводы татарам реку не дали перелезть и многих татар побили. И татары пошли от берега прочь и начали воевать Рязань». Тем временем и русские воеводы не стали отсиживаться за рекой и, «избрав легких воевод, послали на татар. В едино место князя Романа Ивановича Одоевского да Ивана Ивановича Хабарова, а в другое место князя Дмитрия да Петра Андреевичей Куракиных, да князя Михаила Друцкого. И воеводы, посланные за реку под татарских людей, татар не в едином месте били загонщиков, а иных живых переимали. Татары же, отойдя от Рязани на три днища, стали на поле». При этом они понесли весьма существенные потери: «Воеводы многих татар побили, всех пятнадцать тысяч».