– Да потому, что перед этим пришлось хотя бы какое-то время держать это письмо при себе – а он не мог себе этого позволить. А как бы вы поступили в его случае? У него была всего пара минут до нашего прибытия на место происшествия – я знаю это, поскольку к тому времени Энни начала чистить лестницу и увидела бы любого, кто направляется в правое крыло. И вот как все было. Инглторп входит в спальню – ключ удалось подобрать с легкостью, замки́ всех спален на этом этаже более или менее похожи. Он устремляется к бювару, но тот заперт, а ключей нигде не видно. Это страшный удар, ведь теперь его надежда скрыть свой визит в комнату пошла прахом. Но делать нечего, ради проклятого письма придется рискнуть. Он быстро взламывает замок перочинным ножом и перебирает бумаги, пока не находит то, что ищет. Однако теперь возникает новая дилемма: он не смеет держать при себе этот листок бумаги. В любой момент его могут увидеть выходящим из спальни… его могут обыскать. Если у него найдут бумагу, это верная гибель. Вероятно, он слышит шум – это мистер Уэллс и Джон выходят из будуара.
Мешкать нельзя. Где же спрятать этот роковой листок? Содержимое корзины для бумаг обязательно проверят. При себе его хранить нельзя – и уничтожить нельзя. В отчаянии он вертит головой, и, как вы думаете, что он видит, мон ами?
Я пожал плечами.
– В одно мгновение Инглторп разрывает письмо на длинные тонкие полоски и, скатав их в жгутики, торопливо засовывает в вазу на каминной полке среди точно таких же жгутиков, предназначенных для растопки.
Я так и ахнул.
– Никому и в голову не придет туда заглянуть, – продолжал Пуаро. – А позже, улучив момент, он сможет вернуться и уничтожить эту единственную улику против него.
– Значит, все это время письмо находилось в той вазочке? – вскричал я и Пуаро с улыбкой кивнул.
– Да, мой друг. Именно там я обнаружил свое «последнее звено» и этим потрясающим открытием я всецело обязан вам.
– Мне?
– Конечно. Помните, вы сказали, что у меня дрожали руки, когда я симметрично расставлял безделушки на каминной полке в спальне миссис Инглторп?
– Да, но я не вижу, как это связано…
– Зато я вижу. Друг мой, услышав это от вас, я вспомнил, что утром, когда мы были в этой спальне вдвоем, я уже поправлял эти предметы. И раз мне пришлось приниматься за дело снова, раз они опять стояли в беспорядке, значит кто-то их трогал за этот короткий промежуток времени.
– Бог мой, так вот почему вы вели себя так странно! – сообразил я. – Вы помчались в Стайлз и отыскали там письмо?
– Да, и это была гонка на время.
– Но ведь у Инглторпа имелась масса возможностей его уничтожить, как же можно было свалять такого дурака…
– О нет, никаких таких возможностей у него не было. Об этом я позаботился. Помните, вы упрекали меня, когда я всем и каждому рассказывал, что из портфеля покойной похищен документ? Я сделал это, чтобы помешать его уничтожить. Тогда я еще не был абсолютно уверен в виновности Инглторпа, но знал, что если это он выкрал что-то из бювара жены, значит сейчас эта бумага где-то спрятана. Оповестив всех домочадцев, я заручился поддержкой доброго десятка сыщиков-добровольцев. С тех пор они по пятам ходили за Инглторпом и он не посмел снова соваться в спальню жены. Да что там – ему вообще пришлось поскорее убраться из дома.
– Но ведь письмо могла уничтожить и мисс Говард!
– Да поймите, она и понятия не имела о его существовании! Они еще заранее условились, что до самой казни Джона Каведиша не встретятся и не скажут друг другу ни слова, изображая смертельных врагов. Конечно, я следил за мистером Инглторпом, надеясь, что рано или поздно он приведет меня к тайнику. Но он был слишком умен, чтобы так рисковать. Там, где письмо находилось, оно было в полной безопасности – раз никто не заглянул в вазу во время обыска, маловероятно, что это сделают потом. Если бы не ваше в высшей степени удачное замечание, нам бы ни за что не удалось уличить Альфреда Инглторпа.
– А когда вы впервые начали подозревать мисс Говард?
– Когда я обнаружил, что на дознании она солгала о письме, полученном от миссис Инглторп.
– В чем же она солгала?
– Видели это письмо? Помните, как оно выглядело?
– Ну, более или менее.
– Тогда вы должны помнить, что у миссис Инглторп был очень своеобразный почерк – она оставляла большие пробелы между словами. И если вы посмотрите на дату вверху письма, то заметите, что «семнадцатое июля» написано совсем по-другому. Понимаете, что я имею в виду?
– Нет, – признался я, – не понимаю.
– Разве вы не видите, что это письмо было написано не семнадцатого, а седьмого – на следующий день после отъезда мисс Говард. Потом перед семеркой приписали единицу, чтобы превратить дату в «семнадцатое».
– А зачем это вообще понадобилось?