Заговор «красных маршалов». Тухачевский против Сталина

Конечно, такая квалификация Русской революции и ее последствий, отражая ее, можно сказать, специфическое понимание Бердяевым, все-таки обращает наше внимание на, несомненно, присущее ей свойство. Она далеко не бесспорна для всестороннего охвата ее многозначности, многоплановости. В то же время следует прислушаться к «духовной тональности» русской революции, к ее «религиозной» или «квазирелигиозной» стороне.

Быть может, и в самом деле, у каждого великого, так называемого «исторического народа» в некие «дремучие» времена зарождается своя грандиозная «всемирная идея», казалось бы сулящая «всемирное спасение» в создании «царства Божия на земле», в котором наконец-то и свершится таинство справедливости для всех и каждого. И он столетиями, настойчиво, постепенно, конкретизируя, наконец открывает ее в некоем экстатическом озарении, вкладывая весь глубинный, во многом смутный ее смысл в формулы, подсказанные ему образованными «умниками-интеллектуалами». Быть может, у русского народа такой «национальной идеей», глубоко и давно запрятанной в духовных, нравственных тайниках ментальности, прорвавшейся в революционно-экстатическом озарении, оказался так называемый «русский коммунизм», исторически воплощенный в имени и образе Сталина? Если это так, то можно сказать, что «Сталин» – это концентрированная персонификация нравственных ожиданий основной массы русского населения на протяжении веков. Сталин – это земной Бог, справедливый деспот, Царь, Человек-Бог. Он возник на стыке «русского православия» и «русского язычества», это – своеобразный Символ «русской веры», может быть отчасти затаенный в подсознании или, выражаясь понятиями М. де Унамуно, в российской «интраистории»⁷⁶⁰.

«Произошло то, – считает Бердяев, – чего Маркс и марксисты не могли предвидеть, произошло как бы отождествление двух мессианизмов, мессианизма народа и мессианизма пролетариата. Русский рабоче-крестьянский народ есть пролетариат, и весь мировой пролетариат, от французов до китайцев, делается русским народом…»⁷⁶¹. Здесь, собственно говоря, и зарождается так называемый «русский коммунизм», в конечном итоге воплотившийся в Сталине, превратившемся, в свою очередь, в некую сакральную силу.

Однако все ли «вожди масс» обладали прирожденным потенциалом «сакральности», так называемой «харизмой», и могли в полной мере считаться настоящими «вождями»? Все ли они обладали «харизмой» вождя? Почему именно Сталин оказался тем «харизматичным» вождем народа, вышедшего победителем из тяжелейшей и кровопролитнейшей из всех войн, которые когда-либо вела Россия, став в народном представлении персональным воплощением этой Победы?

М. Вебер, формулируя свое понимание «харизмы», писал: «Под «харизмой

». понимаются внеповседневные качества человека (независимо от того, действительные ли они, мнимые или предположительные). Под харизматическим авторитетом, следовательно, – господство (внешнего или внутреннего характера) над людьми, которые подчиняются ему вследствие веры в наличие этих качеств у определенного лица. К подобному типу обладателей харизмы относятся: колдун, пророк, предводитель на охоте, в походах за военной добычей – вождь, так называемый властелин «

цезаристского» типа, при известных обстоятельствах – глава партии»⁷⁶². Продолжая обоснование своего понимания «харизмы», Вебер поясняет сказанное выше.

«Легитимность их власти, – пишет он, – основана на вере в необычное, в свойства, превосходящие обычные, присущие людям качества, на ранней стадии воспринимаемые как сверхъестественные. Другими словами, на вере в магическую силу, в откровение или в героя, источником авторитета которого служит «подтверждение» его харизматических качеств чудесами, победами и другими удачами – благополучием тех, кто ему подчиняется…»⁷⁶³

. В контексте сказанного харизматичны Наполеон, Ленин, Троцкий, Тухачевский, харизматичен Сталин. Харизматичным был Гитлер для немцев.

Завершая свою трактовку «харизмы», Вебер делает вывод, что «харизматическое» «господство осуществляется не на основе общих традиций или рациональных норм, но в соответствии с конкретным откровением или вдохновением, и в этом смысле оно иррационально»⁷⁶⁴.

А Уиллнер утверждает, что «харизматическая власть не основана ни на должности, ни на статусе, а вытекает из способности конкретной личности вызывать и поддерживать веру в себя как источник легитимности»⁷⁶⁵. Следует отметить и весьма важное замечание, сделанное Вебером по поводу тех социальных факторов, когда «харизматический лидер» оказывается чрезвычайно востребованным. Ж. Блондель пишет: «Вебер делает вывод, что харизматическая власть появляется тогда, когда общество переживает серьезный кризис, поражающий всю его структуру, когда граждане перестают выражать согласие и признавать институты»⁷⁶⁶. Блондель делает вывод, что «харизматическая власть может быть только в исключительном случае разлома»⁷⁶⁷.