Заговорщики в Кремле. От Андропова до Горбачева

Конечно, никто из следующих советских вождей такой патологической ненависти к евреям, как Сталин, не выказал. При Хрущеве уровень официального антисемитизма в стране резко снизился, хотя он лично не был от него полностью свободен, но волю своим предрассудкам не давал. Брежнев стыдился, избегал и третировал родственников своей жены Виктории Петровны (Петр — русификация еврейского имени Пинхус, как на самом деле звали тестя Брежнева) и даже поставил условием, чтобы они не переступали порога его квартиры на Кутузовском проспекте. Вряд ли это, однако, можно объяснить его личным антисемитизмом — скорее, его страхом перед соперниками в Политбюро. И в самом деле, впоследствии, когда борьба в Кремле вступила в решающую стадию, агенты Андропова широко распространяли сведения о ее еврейском происхождении и ее влиянием на мужа объясняли разрешение еврейской эмиграции в период детанта, его самого в полуподпольных листовках называли “сионистом № 1“, а возглавляемое им Политбюро “еврейским притоном". Для Андропова в борьбе за власть все средства были хороши — в том числе, антисемитизм, но он был слишком циничен, чтобы быть зоологическим антисемитом.

Горбачев, который родился спустя 13 лет после революции и для которого советский “Newspeak" является его родным и (единственным) языком, именно в подходе к еврейскому вопросу достиг в этом языке виртуозности, неведомой ни одному из его предшественников.

Отвечая на вопросы французских журналистов, он не моргнув глазом, так описал “еврейский вопрос" в СССР:

“Я был бы рад услышать, что есть хоть одна страна в мире, где евреи пользовались бы такими политическими правами, как в нашей стране. Еврейское население, которое составляет 0,69 % от населения всей страны, представлено в ее политической и культурной жизни, по крайней мере, от 10 до 20 процентов. Большинство из них — хорошо известные руководители нашей страны", — так, во всяком случае, звучат слова Горбачева в обратном переводе с французского.

На фоне этого потока лжи резко выделяется знание Горбачевым с точностью до одной сотой цифры “0,69 %“. Новый советский лидер не случайно ее запомнил — согласно достоверным источникам, эта цифра часто фигурирует в кремлевских дискуссиях в качестве аргумента против непропорционального представительства евреев в культурной и научной (но отнюдь не в политической!) жизни страны.

Известный философ Георгий Федотов писал: “Если какая-либо нация хочет насильственно оборвать все связи, которые соединяют ее с человечеством, она прежде всего находит евреев и мстит им".

Было бы несправедливо сказать это о русской нации в целом, но самое время — о той “нации", которая из Кремля правит империей: она рвет свои связи с человечеством с какой-то неудержимой страстью, относясь к евреям все с увеличивающейся подозрительностью. Неудивительно поэтому, что в Кремле — в Политбюро, в Секретариате, в аппарате ЦК нет евреев. Куда более удивительно, что в Политбюро нет и женщин и слабый пол подвергается Кремлем не меньшей дискриминации, чем представители ненадежной нации.

Когда первомайская демонстрация, размахивая флагами и транспарантами, проходит “радостным шагом" (как любят писать в советских газетах) по Красной площади, с трибуны мавзолея благосклонно приветствуют ее члены Политбюро, военные и гражданские представители власти — сугубо мужской конклав, где женщина — исключение. Когда раз в четыре года советские люди, раскрывая “Правду", упираются в целый разворот фотографий членов Совета Министров СССР, среди 117 лиц они обычно не встречают ни одного женского. Единственная женщина в Секретариате занята номинальными профсоюзами, и нет ни одной среди 181 партийных руководителей республик и крупных провинций, равных по своей величине целым европейским государствам. Среди полутораста советских послов за границей нет ни одной женщины, и в Институт международных отношений им вход заказан почти как евреям. Персональное кремлевское кладбище на Красной площади, где покоятся члены советского правительства и американский коммунист Джон Рид — сугубо мужское ритуальное захоронение. Под звуки артиллерийской пальбы и траурных маршей в погребальную часть кремлевской стены не была вложена ни одна урна с прахом женщины — советского государственного деятеля. Исключение составляют немногие — среди них жена Ленина Надежда Крупская и немецкая коммунистка Клара Цеткин.