Заговорщики в Кремле. От Андропова до Горбачева

Возвращаясь к борьбе между Романовым и Горбачевым, которая предшествовала победе последнего, отметим, что для того, чтобы взять верх, каждому из них надо было изменить линию поведения — психологическую и политическую. Романову — стать более вежливым, терпимым и терпеливым, хотя бы с товарищами по Центральному Комитету, которых он отпугивал своей беспардонной грубостью. А Горбачеву, наоборот, следовало стать строже, суровее, с учетом эстетических представлений о вожде у советского плебса и кремлевской верхушки. Однако еще более важным было изменение политической тактики. Романову необходимо было умерить свое сталинское рвение, дабы не запугать кремлевских старичков, которые все еще помнили грандиозные партийные чистки времен их молодости. С одной стороны, именно они привели их к власти, а с другой — напугали, не могли не напугать, ибо сталинская метла мела без разбору, и выжить тогда значило вытянуть счастливый билет в лотерее. Горбачеву же, совсем напротив, нужно было проявить себя большим, что ли, сталинистом, чем он проявлял себя прежде (не считая, конечно, его студенческих лет, когда он обогнал многих своих сверстников).

По трем причинам Горбачеву было легче справиться со своей задачей, чем Романову — со своей.

Во-первых, Горбачев был все-таки на 8 лет младше своего соперника, а значит — более гибок и податлив к изменениям. Во-вторых, он был более покладист по характеру и даже любил слушаться, передоверяя свою волю другим. И в-третьих, — это, пожалуй, главное — для того, чтобы ужесточить свою позицию ему было достаточно возвратиться к годам своего студенчества, когда он был вполне искренним сталинистом и не мог им не быть. В его случае это была единственная возможность сделать карьеру. Его теперешняя идеологическая вялость была следствием слишком больших политических встрясок, которые ему пришлось пережить: смерть Сталина и его разоблачение Хрущевым, свержение Хрущева, полицейский переворот Андропова. Он не родился человеком на все сезоны, но стал им ввиду сложившихся обстоятельств.

Романов был полной ему противоположностью. И его характер и его политические идеи давно уже выкристаллизовались в единую неподвижную глыбу. Он не был способен ни на дюйм отступить ни от своих бытовых привычек, ни от своего сталинского мировоззрения — даже ради того, чтобы Приобрести больше сторонников в Кремле. Поэтому единственное, что, ему оставалось, — это наблюдать, как быстро Горбачев овладевает его. собственным оружием: сталинской терминологией.

Как ловкий и старательный эпигон, Горбачев даже превзошел в этом прочих советских лидеров, включая Романова. Несколько анахронизмов из лексикона сталинской эпохи, пущенные им заново в политический оборот, особенно поразили его соотечественников.

Уже весной 1984 года Горбачев спустил закрытую директиву, а спустя еще несколько месяцев объявил официально на Всесоюзной партийной конференции о возвращении к так называемому стахановскому движению:

“В следующем году мы будем отмечать 50-ти летие стахановского движения, сыгравшего выдающуюся роль в истории социалистического строительства. Продолжать традиции стахановцев — значит направлять энергию и инициативу масс на решение ключевых задач повышения эффективности экономики".

На самом деле, стахановское движение, если и сыграло выдающуюся роль, то только в сталинской пропаганде, да еще в личной судьбе самого Алексея Стаханова, чьим именем оно было названо. Призванное послужить экономическим тараном в советской экономике стахановское движение вошло в историю как пример одного из самых грандиозных надувательств, которыми сталинская система регулярно сама себя морочила и мистифицировала, а заодно и наивных иностранцев, типа Бернарда Шоу, который казался себе "стрелянным воробьем" и старым скептцком.

Стахановское движение началось в ночь на 31 августа 1935 года, коща забойщик шахты в Донбассе Алексей Стаханов вырубил за смену 102 тонны угля — вместо положенных по норме 7 тонн, то есть перевыполнил норму больше, чем в 14 раз. Спустя еще три недели этот же Стаханов устанавливает новый рекорд — 227 тонн угля, что составило уже 32 нормы. "Трудовой почин" Стаханова "подхватывают" другие шахтеры, а вскоре стахановское движение распространяется на все отрасли промышленности и сельского хозяйства. Сталин одобряет "стихийную инициативу" трудящихся, и нормы по всей стране резко повышаются.

Как раз в это время и приезжает в страну Бернард Шоу, которому "устраивают" встречу с одним из знаменитых стахановцев. Английского драматурга и острослова несколько смущает, правда, что не только стахановское движение, но и сами стахановцы популярны среди советских рабочих. У него на родине, как ему известно, за такие действия, как превышение нормы, — рабочие бьют "рекордсменов" кирпичом по голове. Но недолго посомневавшись, Шоу убеждает себя, а по возвращении в Англию — и своих читателей, что в России, вообще, все шиворот-навыворот. Например, там в тюрьмах так хорошо, что главная забота тюремных властей — "убедить отбывших срок заключенных выйти из тюрьмы".