Заговорщики в Кремле. От Андропова до Горбачева

Я с тревогой смотрю на востокИ на запад взираю с тревогой:

Как бы завтра наш путь не потекОсвещенной кострами дорогой.

Кто готов нас в поход повести?Есть ли в седлах князья молодые?

Вопрос все-таки чисто риторический: такая “ратная песнь" не могла бы появиться в официальной советской печати, если б “молодые князья" уже не сидели в седлах, готовые к выходу на сцену, где все еще находился Брежнев, создавая оптическую иллюзию присутствия. у власти. Однако тот человек, который с помощью своей всесильной организации усадил в седла, теперь, продолжая ими пользоваться, всячески их дискредитировал, воспринимая уже не только надежными союзниками, но и опасными соперниками в борьбе за власть.

В этом контексте, по-видимому, и следует рассматривать то, что произошло 20 апреля 1982 года на Пушкинской площади, когда Андропов одолел уже всех своих соперников — членов не только Русской партии, но и Коммунистической во главе с номинальным вождем Леонидом Ильичем Брежневым. Мы сознательно нарушаем хронологию и забегаем далеко вперед, чтобы показать, как кончаются политический браки, заключенные не по любви, а по расчету.

По сравнению с парадной и торжественной Красной площадью расположенная всего в нескольких кварталах Пушкинская — одно из самых уютных и интимных мест в центре Москвы. В сквере у памятника великому русскому поэту назначают свидания влюбленные, пенсионеры кормят здесь голубей, читают свежие выпуски вечерней газеты “Известия", редакция которой помещается здесь же, обсуждают новости и рассказывают анекдоты. Однако идиллическое впечатление обманчиво: время от времени Пушкинская площадь бросает политический вызов Красной площади, сам по себе обычно незначительный, но благодаря отсутствию в стране политической свободы и присутствию иностранных корреспондентов преувеличенный гулким эхом. В либеральные хрущевские времена здесь, как и на соседней площади Маяковского, собирались молодые поэты, читали прохожим стихи, которые официальная печать отвергала за их неофициальное политическое содержание. Спустя еще десятилетие ежегодно 5 декабря сюда приходили диссиденты во главе с академиком Андреем Сахаровым и обнажали головы — символический жест в память сталинской Конституции, которая была в этот день 1936 года дарована народу, чтобы никогда не выполняться. В зависимости от погоды власти обычно посылали сюда поливальные или снегоочистительные машины, чтобы заглушить ораторов и разогнать слушателей, и принимали все более жесткие меры против тех и других, пока в конце концов наиболее активные участники митингов под открытым небом не оказались за пределами физической досягаемости: одним удалось эмигрировать, других сослали или бросили за решетку.

К концу 70-х казалось, что московский Гайдпарк потерял былое политическое значение. Но в один из весенних дней 1982 года здесь прошла совсем необычная демонстрация. Как и многие демонстрации в прошлом, она тоже была приурочена к юбилею. Не Пушкина и не сталинской Конституции, а к очередной годовщине со дня рождения Гитлера. Менее всего фюрер мог ожидать к себе такого внимания именно от русских, которых во второй мировой войне погибло 20 миллионов. Это почти также противоестественно, как если бы юбилей Гитлера праздновали евреи. Но демонстрация тем не менее состоялась, несколько десятков молодых длинноволосых людей в темных рубахах, со свастиками на фуражках отметили на Пушкинской площади юбилей фашистского диктатора, причем в отличие от предыдущих демонстраций милиция на этот раз странным образом не препятствовала ее проведению, хотя все неофициальные демонстрации в СССР запрещены, а фашистские тем более: Москва — Чикаго. К тому же об этой затее было известно заранее, и родители и учителя предупреждали детей в ней не участвовать. Самое же поразительное, однако, — состав участников фашистской демонстрации: большинство из них дети высокопоставленных партийных чиновников, включая членов ЦК.