Закари Ин и Император-Дракон

Форма Цинь Шихуана снова изменилась — на этот раз это было похоже на преображение Золушки. Порезы и синяки исчезли. Его длинные волосы распутались и собрались в аккуратную прическу. Ветхая одежда сменилась черным шелковым облачением. Но его глаза остались прежними: затравленными и полными ненависти, слишком выделяющимися на таком юном лице.

— Так что я был живым парадоксом, — продолжил он. — У меня не было своего места. В Чжао меня ненавидели за то, что я цинец. В Цинь даже дворцовая знать продолжала шептаться обо мне. Я говорил не так, как они. Не мог читать на их языке. Был далеко не таким воспитанным или харизматичным, как мой младший сводный брат по отцу — его сын от настоящей принцессы из другого царства. А моя мать была простой танцовщицей. Может быть, меня вскоре свергли бы в пользу моего брата, но…

Форма императора трансформировалась в мальчика возраста Зака. Его черный халат стал намного красивее, у него появились слои и вышивка в виде золотых драконов. Возник высокий головной убор с вуалью из бисера.

— Всего три года спустя наш отец внезапно скончался. В тринадцать лет я стал новым правителем Цинь. Традиционно китайцы прибавляют год после рождения, поэтому биологически, когда я занял трон, мне было всего двенадцать. Столько же, сколько и тебе сейчас. Просто представь.

Зак изо всех сил попытался это сделать. Управлять целой страной в таком возрасте? Он бы не смог.

— Итак, мне было двенадцать лет, и я правил чужим царством, в котором все говорили на чужом для меня языке. — Цинь Шихуан поднял руки. Его рукава были так широки, что почти касались пола. — Если думаешь, что, став правителем, я оказался в безопасности, ты глубоко ошибаешься. Это сделало меня человеком, за которым в Сражающихся царствах наблюдали пристальнее всего. Тогда Цинь было самым могущественным царством, поэтому в шести вражеских государствах все жаждали моей смерти. Того же хотели и многие циньцы — например, десятки моих дядей. У отца было более двадцати братьев.

Поэтому, пока все пытались либо подчинить меня, либо убить, мне приходилось быть начеку каждую секунду. Я спал с кинжалом под подушкой. Пугался каждой тени, любого кусочка еды, показавшегося мне подозрительным. Я отразил вторжение коалиции шести других царств. Подавил восстание брата и бабушки, а также переворот любовника моей матери, которого она спонсировала, ибо так меня боялась, что сочла: лучше мне умереть. Наконец я победил того советника-торговца, который посадил меня на трон как свою марионетку, и только после этого я захватил абсолютный контроль над Цинь. — Цинь Шихуан сделал паузу, чтобы перевести свое виртуальное дыхание. — А потом мне исполнилось двадцать два.

У Зака отвисла челюсть. После нескольких секунд молчания он пробормотал:

— Ладно, но чем же мы все-таки похожи?

— Серьезно? Ты правда не видишь? — Цинь Шихуан вернулся к своей первоначальной форме подростка. Его голос снова понизился. — Тем, что мы оба были воспитаны матерями-одиночками, стали изгоями из-за связи со страной, в которой никогда не были, и навсегда застряли между двумя мирами.

— Но между нами огромная разница!

— Разве? Я тебя понимаю. Ты так сильно цепляешься за мораль из-за отчаянного желания понравиться другим. Думаешь, что они перестанут относиться к тебе как к чужаку, если будешь хорошим мальчиком и станешь делать все, что они захотят. Это твоя самая большая слабость. Если хочешь обрести истинную власть над своей жизнью, тебе нужно перестать так сильно беспокоиться о том, что подумают другие.

— Я… я… я… — Зак не мог произнести ни слова.

Цинь Шихуан подплыл ближе:

— Послушай, малыш, ты всегда будешь другим. Прими это. Осознай прямо сейчас. Как бы ты ни старался приспособиться, окружающие никогда не увидят в тебе одного из них. Потому что ты им не являешься. У тебя есть свое прошлое, свое наследие, своя история. Ты не сможешь заслужить истинное уважение, притворяясь кем-то другим. В глубине души ты знаешь это, иначе бы не жаждал силы, которая поможет тебе суметь постоять за себя и больше не притворяться.

— Это… это совершенно не то, что я имел в виду! — Зак наконец смог связать свои мысли. — Я не беспокоюсь о том, что другие подумают обо мне. Меня беспокоит, что ты можешь оказаться тираном-суперзлодеем, который считает, что делать ужасные вещи — нормально, если у тебя трагическая предыстория! Я понятия не имею, во что ты на самом деле меня втягиваешь!