Закат на Босфоре

Борис улыбнулся турчанке и велел официанту принести себе еще шампанского, а девушке — шербету, засахаренных орешков и прочих сладостей: в «Грезе» девушкам из угощения разрешалось только сладкое и прохладительное питье. Овации понемногу прекратились, и ангелоподобная исполнительница удалилась из зала, прижимая к груди собранные официантами деньги и улыбаясь публике несколько принужденно. На прощание она оглянулась, и Борис, сохраняющий на лице каменное выражение, успел заметить, что последний ее взгляд был устремлен на него. Борису показалось даже, что в голубых глазах мелькнуло некоторое недоумение. Турчанка грызла орешки и томно посматривала на Бориса. Ему стало скучно, и он спросил официанта, наливающего шампанское, будет ли еще выступать мадемуазель Анджела. Официант ответил, что обязательно будет и что если Борису повезет, то он услышит замечательную песню «Rosa bianca», которую мадемуазель Анджела исполняет не всегда, а только когда бывает в настроении. Все в восторге от этой песни, даже господин Казанзакис приезжает специально, чтобы ее послушать. Борис по инерции хотел поинтересоваться, кто такой господин Казанзакис, но что-то подсказало ему не обнаруживать своего неведения. Во время следующего часа он пытался разговаривать с турчанкой, но она плохо знала по-французски и отвечала ему односложно. Делать было совершенно нечего. Борис разглядывал прекрасных гурий и сердился на полковника Горецкого за то, что тот придумал для него такое времяпрепровождение. Он никак не мог свыкнуться с мыслью, что сидеть в кабаре и ресторанах, пить шампанское и разглядывать красивых женщин считается работой. Затем он представил себе, сколько его товарищей-офицеров, оказавшихся в Константинополе без гроша, сочли бы за счастье такую службу, и расстроился, потому что почувствовал себя виноватым. Он упорно не желал воспринимать нынешнюю свою деятельность всерьез. Но достаточно толстую пачку денег, что лежала сейчас у Бориса в кармане, полковник Горецкий получил от англичан, и Борис решил, что в конце концов Британское королевство не обеднеет и что за деньги перед англичанами будет отчитываться Горецкий, а посему нужно выбросить из головы грустные мысли и сосредоточиться на работе. Горецкий поставил перед ним задачу — познакомиться и понравиться ангелоподобной мадемуазель, — и Борис эту задачу выполнит.

Минуты бежали томительно долго, но все же час перерыва прошел. Незадолго до начала выступления Борис учтиво осведомился у своей соседки-турчанки, протягивая ей крупную купюру, достаточно ли будет этих денег за то время, что она провела с ним. Девушка взяла деньги, пробормотала слова благодарности и, правильно поняв Бориса, незаметно выскользнула из-за столика.

И вот настала кульминация вечера. Официанты потушили лампы над столиками, так что освещенной оказалась только середина большого зала. Установилась тишина, прерываемая только почтительным шепотом: «Rosa bianca, Rosa bianca!»

Послышалась тихая, довольно приятная музыка. Анджела появилась в середине зала внезапно, как будто материализовалась из воздуха. На ней было белое длинное платье из плотного шелка, руки оголены по самые плечи. Ни на руках, ни на шее у девушки не было никаких украшений, только на голове светлые кудри прикрывал венок из белых, едва распустившихся бутонов роз.

Песенка была хороша, исполнительница тоже. Борис против воли залюбовался ею. В противоположной стороне зала обосновалась шумная компания французских офицеров. Один был толстый и усатый, как Тартарен из Тараскона. От песни они все пришли в неописуемый восторг — впрочем, как и вся остальная публика. Грянули овации. Борис опомнился и придал лицу выражение невозмутимости.

Анджела улыбнулась особенно чарующе, затем сняла с головы венок из белых роз, сделала несколько мелких шажков и бросила венок Борису. Реакция у него после всего пережитого в России была отличная, так что он успел поймать венок на лету, после чего встал и поклонился мадемуазель Анджеле — вежливо, но без улыбки.

— Мадемуазель оказала мосье большую честь, — забормотал над ухом Бориса неизвестно откуда взявшийся официант. — Господину следует поблагодарить мадемуазель, выразить ей свое восхищение.

— Быстро говорите, что я должен сделать, — прошептал Борис, не разжимая губ.

— Господину полагается принять венок, затем подойти к мадемуазель и вернуть ей венок с каким-нибудь ценным подарком. — И, видя, что Борис нахмурился, прожженный тип тут же поправился: — Можно дать деньгами.

«Однако и порядки завела мадемуазель!» — мелькнуло в голове у Бориса. Он секунду помедлил, не зная, как поступить, и тогда прохиндей-официант добавил уже более фамильярно:

— Господин не пожалеет, что заплатил. Мадемуазель не часто балует публику таким зрелищем. И немногие счастливцы удостаиваются получить венок. Это своего рода пропуск к сердцу мадемуазель. — Слуга совсем уже непристойно хихикнул и добавил: — А также в ее постель. Говорят, потрясающе! Мосье — счастливый человек, ему сегодня везет!

— Мерзавец! — Борис скривился как от зубной боли, так ему стало противно.