Однако ни в этот, ни на следующий день капитана Лихачева нигде не нашли. Никто не мог дать полиции определенных сведений о местонахождении капитана. Поначалу это никого не удивило, потому что русские офицеры в Константинополе, те, кто по каким-либо причинам не попал в Галлиполи, где располагались остатки Русской армии Врангеля, жили как бродяги. Они толклись в приемных у начальства, выпрашивая жалкие крохи жалованья либо иного какого вспомоществования, пропивали эти жалкие крохи в бесчисленных кабачках на Галате, хозяевами которых были уже не только местные греки, но и бывшие соотечественники — те, кто оказался удачливее других и сумел вывезти из России кое-какие ценности. Офицеры же, в основном нищие, голодные и оборванные, слонялись в районе площади Таксим, где один раз в день разрешалось поесть в бесплатной столовой для беженцев, а также процветали бесчисленные лотереи и разные прочие жульнические мероприятия.
Мустафа-эфенди очень рассердился, по этому поводу его помощник Джафар вызвал всех подчиненных в отдельную комнату и имел там с ними негромкую беседу. Подчиненные вышли после этой беседы тихие и задумчивые, после чего бросились выполнять свои обязанности с невиданным ранее рвением. В результате через два дня капитана Лихачева нашли, но допросить его не представлялось возможным, потому что завязанный в мешок труп капитана всплыл в районе порта и был замечен на рассвете матросом с итальянского парохода «Святая Тереса».
Полицейский врач дал заключение, что капитан был убит выстрелом из револьвера, произведенным в упор, и труп пробыл в воде не менее трех суток. По всему выходило, что несчастного капитана убили и утопили чуть не в ту же ночь, когда был убит полковник Шмидт.
Вызвали есаула Чернова, но тот даже под страхом близкого знакомства с обезьяноподобным Абдуллой не мог назвать имен трех офицеров, избивших его на улице Османли. Начальник полиции Мустафа-эфенди засел в своем кабинете и надолго задумался.
Глава десятая
Ордынцев пришел в себя в комнате без окон, освещенной настольной лампой под поворотным металлическим абажуром. Лампа, как явствует из ее названия, стояла на столе. За столом сидел плотный господин без пиджака в белой рубашке с закатанными рукавами. Господин этот был Борису абсолютно незнаком. Сам Борис сидел посреди комнаты на привинченном к полу металлическом стуле, руки его были туго связаны за спиной.
— Ага, вы очнулись, — констатировал господин за столом, — тогда начнем. Может быть, вы сэкономите время и сразу расскажете, на кого вы работаете и каков ваш интерес в этом городе?
Борис попробовал заговорить, но рот его пересох — должно быть, от той пахучей жидкости, которой угостил его коварный турок, и единственным ответом плотному господину послужил нечленораздельный хрип.
— А-а! Это бывает от хлороформа, — кивнул господин, поднялся из-за стола, налил в граненый стакан тепловатой воды и поднес Ордынцеву. Борис благодарно кивнул, отпил четверть стакана. Голос прорезался, и он спросил:
— Может быть, вы развяжете меня? Руки затекли.
— Может быть, и развяжу. Это зависит от вашей разговорчивости. Еще раз спрашиваю: на кого вы работаете?
Борис пожал плечами. Со связанными руками это было неудобно и, вероятно, выглядело комично.
— Я ни на кого не работаю, — ответил он, — у меня есть собственные средства, мне ни к чему устраиваться на службу.
— Не стройте из себя дурака. — Плотный господин поморщился. — Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. На какую разведку вы работаете? На англичан? На французов? На итальянцев?
«Интересно, как они догадались? — в смятении думал Борис. — Что я сделал неправильно?»
Он решил тянуть время и притворяться полным идиотом — авось станет ясно, что такого стало известно про него этому плотному типу и почему он отдал распоряжение своим подручным схватить Бориса прямо на улице.
Борис уставился на своего визави в очень натуральном изумлении:
— Как? Вы считаете, что я шпион? Что я работаю на какую-то разведку? Да с чего вы это взяли? Я достаточно обеспечен…
— Опять вы завели свою старую песню! — поморщился плотный господин. — Сейчас вы станете рассказывать мне, что получили наследство от покойного господина Гаджиева, которому доводитесь родственником…
— Не родственником, — поправил Борис, — моя тетушка была за ним замужем. А в остальном все именно так.
«Угу, — думал Борис, — уже ближе к делу. Несомненно, мой провал связан с Гаджиевым. Говорил же я Горецкому, что никто не поверит в сомнительное родство!»
— Может быть, я поверил бы в фантастическую историю про вашу тетушку, если бы не маленькая деталь.
Борис поднял глаза, с волнением ожидая продолжения.
Его собеседник усмехнулся и снова заговорил:
— Интересно узнать, на чем вы, как говорят шпионы, прокололись? На манускрипте!
— Что?! — переспросил Борис. — Но ведь этот манускрипт действительно принадлежал Гаджиеву!