Закат на Босфоре

Борис удивленно повернулся к ней и, на всякий случай снова подняв «наган», прикрикнул:

— Эй, очаровательная! Стойте, где стоите. За кого вы принимаете меня? Ведь вы сами пришли к нему и привели сюда этого злополучного англичанина!

— Но, мосье Ордынцефф! — Гюзель очень натурально побледнела, по щекам ее поползли совершенно настоящие слезы. — Мосье Ордынцефф, этот низкий человек шантажировал меня, он обещал, если я не приведу к нему мистера Ньюкомба… Он обещал убить меня!

Доктор ван Гулль задергался в могучих руках Саенко и разразился потоком ругательств на всех основных европейских языках. Мистер Ньюкомб тем временем несколько успокоился, понял, что его жизни пока ничто не угрожает, привел в порядок свой костюм и высокомерно обратился к Борису:

— Благодарю вас… молодой человек. Вы оказали мне чрезвычайно своевременную помощь. Хотя, конечно, я вполне контролировал ситуацию и задержал бы этих злоумышленников самостоятельно…

— Ох и подлый же народ эти англичане! — совершенно не к месту высказался не знающий иностранных языков Саенко.

— Вы собирались задержать этих людей? — удивленно переспросил Борис. — Насколько я слышал, вы намеревались продать этому человеку… — Борис указал на ван Гулля, — этому человеку вы собирались продать важные секретные документы!

— Наглая ложь! — завопил ван Гулль, полностью придя в себя. — Я ничего у него не собирался покупать!

Мистер Ньюкомб же сложил руки на груди, высокомерно взглянул на Бориса и заявил:

— Не лезьте в политику… молодой человек. Я выполняю здесь важную и ответственную миссию, о которой не имею права распространяться и которая вас, во всяком случае, не касается. Сейчас от имени Британской оккупационной службы я арестовываю этих людей. — Он указал на ван Гулля и Гюзель. — Вас же больше пока не задерживаю.

— Мосье Ордынцефф! — Гюзель умоляющим жестом сложила свои ручки и едва ли не стала перед Борисом на колени. — Не отдавайте меня этому человеку! Не отдавайте меня англичанам! Я ни в чем не виновата! Доктор запугивал меня, грозил убить! Я слабая одинокая женщина, которую всякий может обидеть! Спасите меня!

— Эта женщина — шпионка! И она предстанет перед британским военным судом! — торжественно заявил мистер Ньюкомб.

Не опуская оружия, Борис внимательно посмотрел на живописную троицу. Доктор был зол, но держался твердо. Было видно, что он не сдался, и разговорить его на допросе будет непросто. Борис, собственно, и не собирался этого делать, потому что не знал, что нужно спрашивать. Он был уверен в одном: доктор именно тот человек, который стоял за Гюзелью, стало быть, если нейтрализовать доктора, то он, Борис, становится абсолютно свободен.

Поведение прекрасной турчанки тоже было совершенно понятно. Она поняла, что их с доктором операция провалилась, и теперь пыталась унести ноги. Что касается англичанина, то тут Борис испытывал некоторые сомнения. Мистер Ньюкомб очень изменился. Вместо растерянного, испуганного, подавленного своим предательством человека перед Борисом стоял важный надутый тип. Возможно, он блефует. Но Борис заметил, что и Гюзель посматривает на англичанина с каким-то странным выражением. Но однако, нужно на что-то решаться. Борис не боялся, что ему помешают люди доктора ван Гулля, — если бы у него еще оставались люди, то они были бы здесь, в морге госпиталя Святой Агнессы. Борис опасался, что явятся англичане, которые упустили в свое время Гюзель и Ньюкомба, и тогда они с Саенко окажутся в затруднительном положении, потому что Борис не может предъявить им никаких документов, а может только назвать фамилию полковника Горецкого. И кто их знает, как они к этой фамилии отнесутся. Нет, нужно спешить.

— Ну-ну, — с сомнением в голосе проговорил Борис, — отведу-ка я вас всех к полковнику Горецкому — пускай он сам разбирается, кто прав, а кто виноват…

— О, мосье Ордынцефф! — Гюзель испустила настолько жалостный стон, что ни одно мужское сердце не должно было остаться равнодушным. — Мосье Ордынцефф, поверьте мне, я ни в чем не виновата! А коли попаду в руки англичан, они припомнят мне многое… грехи моей юности…

«Да уж, милая Гюзель, англичане с тобой церемониться не станут, — подумал Борис. — Ишь как мистер-то остервенился, прямо глазами ест…»

Борис обменялся с Саенко многозначительным взглядом и, поведя дулом «нагана», решительно сказал:

— Все, дискуссия закончена. Все сейчас же дружно отправляемся к полковнику Горецкому, и пускай он сам с вами разбирается.

— Вы забываетесь… молодой человек! — Мистер Ньюкомб негодовал. — Я как представитель оккупационной службы…

— Все! — отрезал Борис. — Едем к Горецкому, а он уж там разберется, какой вы там представитель!

Мистер Ньюкомб, крайне возмущенный неуважением, проявленным к британской оккупационной службе в своем лице, гордо проследовал к выходу. Гюзель шла следом. Саенко, волоча наскоро связанного и полностью деморализованного доктора ван Гулля, оказался возле дверей одновременно с прекрасной турчанкой. Пропустив ее вперед, он замешкался, на мгновение прикрыв дверь… Гюзель тут же бросилась бежать по коридору.