Закат на Босфоре

На этот раз его «не-ет» прозвучало как последняя мольба приговоренного к смерти.

— Может быть, — смягчился незнакомец, — я не настаиваю на своем обвинении, но мы сейчас же должны проследовать к высокочтимому Кефаль-оглы. — Затем, чтобы несколько смягчить произведенное впечатление, он сказал: — Возможно, высокочтимый эфенди задержит вас не очень надолго. Он имеет к вам несколько вопросов.

Незнакомец произнес последнюю реплику, наверное, самым мягким своим голосом, однако прозвучало это весьма похоже на скрежет давно не смазанных железных ворот турецкой тюрьмы.

Мирзоян обреченно вздохнул и поплелся вслед за этим отвратительным чиновником.

Они свернули с оживленной, ярко освещенной улицы, прошли два-три квартала. Дорога пошла под уклон, дома вокруг становились беднее, улицы грязнее, люди малочисленнее и подозрительнее.

«Куда это мы идем? — подумал Мирзоян. — Все правительственные учреждения расположены наверху, в современных кварталах. И вообще, что за странный способ приглашения. Обычно к турецкому начальству вызывают повесткой, приносит ее полицейский или какое-то другое официальное лицо, а здесь меня остановил на улице какой-то странный человек, я даже не спросил у него документов…»

Акоп остановился. Его таинственный спутник посмотрел на него удивленно и спросил:

— В чем дело, господин Мирзоян?

— Куда вы меня ведете? Неужели ваш высокочтимый начальник находится здесь, среди этих трущоб? Не-ет?

— Мы идем к нему наиболее коротким путем, — терпеливо, как неразумному ребенку, начал объяснять турок, — кроме того, Кефаль-оглы пригласил вас на специальную квартиру, предназначенную для конфиденциальных встреч…

— Тогда, уважаемый, хотя бы покажите мне ваши документы! Не-ет? — выпалил Мирзоян, поражаясь собственной смелости.

— Конечно, — ответил незнакомец и полез во внутренний карман.

Мирзоян с интересом ожидал развития событий. Но вместо документа этот ужасный человек достал из кармана непонятный инструмент — что-то вроде сапожного шила, только очень длинного и хорошо заточенного. Мирзоян смотрел на этот инструмент широко раскрытыми от удивления глазами. Он даже не успел испугаться, только очень удивился и возмутился — что себе позволяют эти турки!

А «этот турок» прижал палец к губам, призывая Акопа Мирзояна к молчанию, огляделся по сторонам, убедился, что, кроме них, на улице никого нет, затем схватил Мирзояна за плечо и сильным неожиданным рывком развернул к себе спиной. Одновременно левой рукой он вонзил свое страшное оружие в затылок несчастному коммерсанту.

Акоп Мирзоян тихо ахнул, и свет у него в глазах померк.

Говорят, в последнюю секунду перед смертью человек видит всю свою жизнь, со всеми радостями и печалями, со всеми грехами и добрыми делами, но Мирзоян успел только подумать, что вряд ли ему удастся поужинать сегодня с очаровательной Жюли… Не-ет?

Хотя полковник Горецкий и мало спал предыдущей ночью, но явился он в полицию бодрый, свежевыбритый и аккуратный, как обычно. Тихим голосом пробормотав приветствие, Джафар Карманли протянул ему протоколы осмотра трупов проститутки и ее сутенера. Трупы хранились в леднике при анатомическом театре госпиталя Святой Агнессы, так что не успели особенно попортиться. И нерадивые студенты тоже не успели на них попрактиковаться. Судебный врач, которому отдал приказ лично Джафар Карманли, расстарался вовсю. Осмотр был произведен тщательно, и дано подробное заключение, а также сравнение ран, нанесенных острым узким предметом, вероятнее всего — шилом, с раной в затылке убитого таким же способом полковника Шмидта. К заключению был приложен перевод его на французский, сделанный любезно самим Джафаром.

Минут тридцать в кабинете стояла полная тишина — Горецкий изучал бумаги, а Джафар занимался своими важными делами. Наконец полковник откинулся на спинку жесткого стула, в который раз больно ударившись спиной, и произнес:

— Скажите, уважаемый Джафар-эфенди, вас ничего не настораживает в этом заключении?

— Меня давно уже настораживают сами события, — спокойно ответил Джафар.

— Не будет ли нескромным с моей стороны просить вас еще раз взглянуть на оригинал заключения? Вы не представляете, как здесь, в Константинополе, мне не хватает знания вашего языка!

— Что вас интересует? — прервал излияния Горецкого Джафар.

— Вот тут у меня возникла некоторая неуверенность… возможно, следует поговорить с врачом… дело в том, что удар сильный, резкий, нанесен умелой рукой, но несколько неправильный…

Пока Горецкий бормотал эти слова, задумчиво разглядывая бумаги, Джафар открыл дверь и крикнул что-то по-турецки полицейскому. Через несколько минут явился врач — низенький плотный турок с озабоченным выражением на лице. Переводчик не понадобился — Горецкий объяснялся с врачом, мешая греческие и латинские слова. Через некоторое время после оживленной беседы выяснилось, что неправильность удара вполне могла объясняться тем, что преступник работал левой рукой.

— Но удар сильный и резкий, стало быть, предположительно преступник — левша, — констатировал полковник.