Он вскинулся, будто и вправду стряхнул внезапно навалившийся сон, – и отчего-то оглянулся по сторонам. «Ванильный латте с шоколадом и чизкейк, – тараторила Олеся подошедшему официанту. Молодому человеку? Человек, заказывать будешь?» «Д-да, мне как всегда, – буркнул. – «Гиннес» и бутерброд с рыбой». Он все смотрел по сторонам, и казалось, темнота, та, что за окном, то и дело пытается просочиться сквозь стекло – но нет, это прохожие, или даже новые посетители, только что устремившиеся за единственный свободный столик. «Не-не-не, – тараторила Леська, – ты не понимаешь, лабутены – это что-то вроде показателя крутости, трендовости…» «Тренд-новости», – произнесла дикторша, похожая на постаревшую Барби, на экране у стойки. – Сегодня в городе…» У Леськи зазвонил телефон. «Маринка звонит, платье к нашему маскараду сшила – помнишь, я тебе рассказывала? Алле! Ой, шумно здесь, подойду сейчас…» Он кивнул, пытаясь в гуле голосов то ли расслышать дикторшу, то ли прислушаться к своему, бубнящему невнятное, внутреннему голосу. «У нас тимбилдинг новый придумали – типа, бал XVIII века, – тараторила Леська, выдыхая шумно, будто на бегу. – Теперь кавалеры учатся танцевать, а у дам только и речи, что о платьях! Да что ты смотришь, будто первый раз слышишь? Я же тебя звала, помнишь – ты оказался, сказал, к заказчику едешь? Может, вместе к Маринке съездим? Ну, не сиди, как засватанный! Художник, блин, не от мира сего! Обижаешься? Да я быстро, туда-обратно, две остановки всего! Могу машину поймать, и к тебе сюда – через час? А хочешь – вечером приеду?..» Он поднялся из-за столика, сунул купюру под едва початый бокал «Гиннеса», приобнял Лесю: «Приезжай – буду ждать». Она улыбнулась, и в глазах замерцали отсветы электрических свечей, заплясали снежинки в свете уличного фонаря, заиграло жаркое солнце в соленых брызгах прибоя… «Пока-пока! – улыбаясь, она махала рукой из кстати подошедшего авто. – Вечером буду у тебя», – и темноты будто и не было, а может, она растворилась в этом искрящем, будто льющем через край, свете.