Захватывающий XVIII век. Революционеры, авантюристы, развратники и пуритане. Эпоха, навсегда изменившая мир

Демонстранты вооружились, но запасы в подвалах больницы еще не закончились, чего нельзя сказать о порохе – боеприпасы заранее перенесли в подвалы Бастилии. В отличие от маркиза де Сомбрёя, директора Дома инвалидов, который слишком поспешно открыл ворота демонстрантам, маркиз де Лоне, комендант Бастилии, лучше подготовился к приходу разъяренной толпы.

Бастилия, название которой происходит от слова bastide[371]

, с конца XIV века служила укреплением городского периметра вокруг средневекового Парижа. С тех пор город вырос, вырос и район Сент-Антуан, городские стены сместились, и Бастилия оказалась в центре района. Мрачная цитадель долго служила просто каменной визитной карточкой древнего режима, но в конце XVII века, во времена правления Людовика XIV, ее перестроили. Бастилия стала prison d’état – государственной тюрьмой, где обвиняемых в совершении преступления могли содержать неограниченное время без предварительного суда по одному только lettre de cachet[372] – приговору, вынесенному королем, pour cause connue au roi[373]

, поскольку лишь король принимает решение о мере наказания. Не было официального приговора – нет и срока заточения. А для возбуждения королевского уголовного дела было достаточно, например, жалобы родственника, желавшего любой ценой избежать публичного скандала. Поэтому любой fils de famille[374], посмевший вести себя неподобающим образом, рисковал получить письмо (la lettre), скрепленное королевской печатью (le cachet), и в один миг оказаться в Бастилии. И только lettre d’abolition[375]

открыл бы ему путь на волю.

Бастилия – не единственная тюрьма в Париже. В дни революции тюремное местечко нашлось бы для каждого. В тюрьме Бисетр, например, более трех тысяч преступников томились в нечеловеческих условиях в смирительных рубашках или в яме забытья глубиной 60 метров. Но у Бисетра хватало лиц: тюрьма, дом престарелых, приют для умалишенных, больница для эпилептиков, парализованных и больных венерическими заболеваниями, а в отдельном крыле размещалась тюрьма для малолетних преступников.

В тюрьме Сен-Лазар в квартале Сен-Дени содержались сумасшедшие, воры и убийцы, в тюрьме Ла-Форс на улице Руа-де-Сисиль – те, кто не способен расплатиться с долгами. Тюрьмы Ла-Турнель и Гран-Шатель на Сене имели особенно дурную славу «преисподней», где заключенные, закованные в цепи, вынуждены были отбывать свой срок в темных подземельях с водой по щиколотку. Однако самой пугающей все равно оставалась Бастилия.

Своим мифическим статусом «королевская яма забытья» была обязана атмосфере секретности, окружавшей тюрьму в XVII и первой половине XVIII века. Заключенных доставляли сюда анонимно, в закрытых повозках, и даже надзиратели пребывали в неведении относительно личности заключенных: обращаться к ним полагалось по номеру их камеры.

За свою богатую историю Бастилия принимала самых разных гостей. Среди ее обитателей был сумасшедший писатель Жан-Анри Латуд, в 1749 году отправивший самодельное письмо-бомбу мадам де Помпадур. В одной из камер Бастилии поочередно отбывали наказание такие вольнодумцы, как легендарный маркиз де Сад, просвещенные философы Вольтер и Жан-Франсуа Мармонтель, журналист Жак-Пьер Бриссо, осмелившийся оскорбить королеву Марию-Антуанетту в эпистолярном романе, и такие шарлатаны, как граф Алессандро Калиостро. Но, несмотря на колоритную публику, Бастилия никогда не отличалась размерами и вмещала всего 42 камеры, да и из тех в правление Людовика XVI использовалась едва ли половина. Цитадель со стенами высотой 25 метров и толщиной 4 метра выглядела внушительно и угрожающе, но на поверку режим здесь был отнюдь не такой строгий, как в Бисетре или Сен-Лазаре: вот там заключенным жилось действительно совсем невесело.

В Бастилии заключенным дворянского происхождения разрешалось перевозить в камеру собственную мебель и кровать, а уборку камеры могли осуществлять их личные лакеи. При желании можно было нанять повара, чтобы тот ежедневно готовил похлебку для своего хозяина. Пребывание в Бастилии некоторых заключенных напоминало гастрономический тур! Например, философ Мармонтель, которому пришлось провести в Бастилии всего 11 дней, утверждал, что «еда там [в Бастилии] была превосходной». Андре Морелле, другой философ, писал, что во время пребывания в тюрьме ему каждый день подавали «бутылку достаточно хорошего вина, приличный кусок хлеба… суп, говядину, закуску и десерт». Кроме того, в Бастилии разрешалось читать книги и писать письма, а некоторые заключенные, как, скажем, граф де Солаж, проводили время за обучением – к примеру, игре на скрипке. Другим заключенным предоставлялась liberté de la cour[376] – разрешение покидать тюрьму в течение дня, чтобы навестить семью и друзей, при условии, что они вернутся в камеру вечером.