Захватывающий XVIII век. Революционеры, авантюристы, развратники и пуритане. Эпоха, навсегда изменившая мир

Таким образом, решение Людовика XVI не покидать Францию было вполне обдуманным, хотя и не слишком удачным. Своим желанием остаться в Версале монарх одновременно изолировал себя с политической точки зрения. Позже Людовик XVI признает свое решение остаться в Версале одной из величайших ошибок: «Я должен был бежать, и я хотел этого, но что оставалось делать, когда Месье [старший брат, граф де Прованс] умолял меня остаться, а маршал де Брольи сказал мне: “Мы можем отступить в Мец, но что нам делать, когда мы туда доберемся?”» Все меня бросили».

На Париж

Народное восстание в Париже превратило Людовика XVI в главного политического неудачника Европы. Что теперь оставалось делать? Герцог де Ларошфуко-Лианкур, человек, который сообщил монарху, что происходит нечто большее, чем просто волнения, посоветовал королю как можно скорее выступить с заявлением перед Национальным собранием – как «отец отечества».

Когда король вошел в зал заседаний Menus-Plaisirs, со скамей раздались громкие аплодисменты. Ожидания делегатов взлетели до небес: они успели увериться, что произошедшее в Париже бесчинство заставит монарха пойти на значительные уступки. Но первой и главной целью Людовика XVI было возвращение мира в столицу, и в качестве заявления он приготовил не что иное, как приказ о полном выводе войск, размещенных вокруг Парижа. Он хотел как можно скорее объявить об этом жителям столицы. И в то же время монарх, осознав необходимость возвращения в Версаль любимца публики Неккера, направил уволенному министру письмо, больше похожее на мольбу: «Я приглашаю вас вернуться и занять свой пост как можно скорее». Члены Национального собрания были разочарованы слабой, по их мнению, политической позицией короля, но на самом деле Людовика XVI просто прижали к стене. Вечером монарх записал в своем дневнике: «Посетил заседание [Ассамблеи] и возвращался пешком». Людовик XVI превратился в колосса на глиняных ногах, который, как отмечал посол США Томас Джефферсон, «безоговорочно уступил требованиям третьего сословия».

На следующий день несколько членов Ассамблеи отбыли в Париж, чтобы сообщить радостную новость: Неккер восстановлен на прежнем месте! Они же должны были предупредить, что король отправляется в столицу, чтобы сделать публичное заявление. Французский ученый Жан Сильвен Байи, президент Ассамблеи, был в составе этой делегации из 88 человек, которые 17 июля отправились в Париж: «Мы все в многочисленных каретах выехали из центра Версаля, где проходило народное гулянье, под сияющим солнцем. Наше путешествие обернулось сплошным триумфом. По дороге в Париж мы встречали толпы людей, которые постоянно кричали нам: “Vive la Nation!”[391] В самом Париже уже собрался народ, который кричал: “Vive la Nation! Vive le roi! Vive les députés!”[392]

, и мы раздавали им трехцветные кокарды».

Королевскую карету сопровождала делегация представителей третьего сословия. У Людовика XVI больше не было телохранителей, их заменили члены гражданского ополчения. Маркиз де Феррьер с горечью писал, что ополченцы «больше походили на сборище бродяг, чем на королевский эскорт». Пеструю процессию, выходящую из королевского дворца в Версале, в центре Парижа провожала ликующая толпа. Когда же теперь король въехал в столицу, ни пышности, ни торжественности уже не было. Доктор Ригби наблюдал с балкона Пале-Рояля, как мимо него проплывала эта процессия: «Король выглядел скромно, если не сказать кротко, его больше не окутывало ослепительное царственное сияние [былых времен]».

Народ с ликованием ожидал процессию, но аплодировали теперь не столько королю, сколько представителям третьего сословия. Австрийский посол Мерси-Аржанто даже отмечал, что на прибытие короля большинство жителей реагировали прохладно. Вопреки утверждениям Жана Байи, выкриков «Vive le roi!» на улицах Парижа почти не было слышно.

В тот же день в ратуше король получил из рук Жана Байи, избранного новым мэром Парижа назавтра после смерти Жака де Флесселя, трехцветный кокард: «Месье, я имею честь вручить Его Величеству символ всех французов». Людовик XVI, прикалывая огромный кокард к своей шляпе, пробормотал, что «мой народ всегда может рассчитывать на мою любовь». Однако любовь его народа оказалась условной.

La Grande Peur

Безработица и голод вынудили тысячи поденщиков просить милостыню. Многие из них бродили от деревни к деревне в поисках работы. Не было ничего необычного в том, что нищие, сбиваясь в группы, кочевали по стране. Необычным было то, как группы попрошаек превращалиь в банды мародеров и грабителей. Население было напугано. По деревням поползли слухи о разбойниках, которые уничтожают урожай и грабят амбары.