Захватывающий XVIII век. Революционеры, авантюристы, развратники и пуритане. Эпоха, навсегда изменившая мир

В январе 1789 года маркиз де Ла Файет приступил к работе над первым вариантом Декларации прав человека и гражданина (La Déclaration de l’Homme et du Citoyen) – титанического труда, который обсуждали на заседаниях Собрания в течение нескольких месяцев. С помощью Декларации третье сословие собиралось уничтожить сословное общество и установить новые гражданские права, согласно которым «все люди рождены свободными и равными». Маркизу де Ла Файету помогал его друг Томас Джефферсон, с которым он сражался против Великобритании в американской Войне за независимость. Джефферсон сменил Бенджамина Франклина на посту американского посла и лично наблюдал за ходом Французской революции из первых рядов. Однако Декларацию Ла Файета осудили два влиятельных французских философа: Монтескье и Руссо.

Монтескье, как мы видели ранее, выступал за la liberté – свободу личности. По его мнению, эта свобода могла быть гарантирована только при условии разделения властей в государстве, чтобы не допустить превышения полномочий: «При слиянии судебной и исполнительной власти судья становится деспотом». Монтескье был сторонником умеренного течения философии Просвещения и «ограниченной монархии» в английском духе.

Таким образом, он не состоял в лагере таких философов, как Гельвеций, Дидро или Гольбах, но, как и они, критически относился к объединению церкви и государства. Идеи Монтескье уже легли в основу Конституции США, а теперь им предстояло найти отражение в 16-й статье французской Декларации: «Общество, в котором права закреплены недостаточно надежно, а разделения властей нет, не имеет никакой конституции». Можно сказать, что Монтескье – духовный отец современного правового государства.

Руссо, или для друзей Жан-Жак, изложил теоретическую модель общества в книге «Об общественном договоре, или Принципы политического права» (Du contrat social ou principes du droit politique). В этой работе Руссо выступал против «права сильнейшего» и неравенства, царящего в обществе: «Сильнейший никогда не сможет стать настолько сильным, чтобы навсегда остаться лидером, если он не превратит свою власть в право, а повиновение – в долг». Философ стремился к обществу, в котором все люди равны и в котором равенство гарантировалось «общественным договором» – соглашением о взаимовыручке. Соглашение должно было одновременно гарантировать и разграничивать права каждого человека, потому что, согласно Руссо, абсолютной свободы не существует. А значит, для полноценного функционирования эгалитарного общества индивид должен был подчиняться la volonté générale – общей воле. Таким образом, ограничивалась «личная воля», но достигалось «всеобщее счастье».

В этом понятии заключались две основные ценности Руссо: свобода и равенство людей, даже если меньшинство должно было подчиняться большинству. По мнению Руссо, только республиканская форма государства могла это обеспечить. Воля большинства, а не привилегированной группы, дворянства или духовенства должна была определять политический курс. Руссо называл аристократию, будь то noblesse d’épée[400] или noblesse de robe[401]

, lepire des gouvernements[402]. Философ предлагал создать une aristocratie élective – «выборную аристократию», в которой большая часть населения избирала бы меньшинство, представителей, способных защищать интересы каждого из них. Вдохновленное идеями Руссо, Собрание стремилось создать административный гибрид, в котором монархия сочеталась бы с республиканскими принципами.

Итоговая Декларация, увидевшая свет в конце августа 1789 года, была результатом тяжелого труда. Помимо рабочего документа, который Ла Файет представил на рассмотрение Собрания 11 июля, Жан-Жозеф Мунье, адвокат из Гренобля и член Собрания, еще до того представил собственный вариант, который, по общему признанию, был в целом весьма схож с тем, что предлагал Ла Файет. Оба они сходились во мнении, что с идеей абсолютной монархии покончено. Главное же различие заключалось в том, что Мунье выступал за конституционную парламентскую монархию, в то время как Ла Файет нигде не употреблял слово «монархия» и выступал за «народный суверенитет», при котором вся власть принадлежит нации.