Закон притяжения. Его студентка

Девушка, испуганно вскрикнув, попыталась освободить руку от его стальных тисков. Но не тут-то было. Сурово сдвинув брови, Виктор Эдуардович поволок ее в обратном направлении. Молчаливый. Задумчивый. И злой, как черт.

Она понимала, что провоцировать его сейчас не стоит, но эмоции бурлили в ней вулканом. Требовали выхода. А потому Лена недовольно заворчала:

— Чего Вы прицепились ко мне? Шли бы лучше к девушке своей!

— Все «мое» у меня с собой! — иронично отозвался Макаров. — И оно страстно жаждет получить ответы на свои вопросы! Да?

«Это он что… обо мне? Типо, я его? Ха-ха! Смешно!»

Пока Белова размышляла над тайным и явным смыслом его слов, он вывел их на пустынную университетскую парковку. Распахнув перед ней дверь своего автомобиля с пассажирской стороны, бесцеремонно затолкал Лену внутрь. А спустя пару секунд, и сам удобно расположился на водительском месте. Затем он заблокировал все двери, завел двигатель, но трогаться с места не спешил. Расслабленно откинувшись на спину кресла, Виктор Эдуардович уставился на девушку странным взглядом. Тяжело вздохнул.

И наконец заговорил:

— Таня принесла мне ключи от квартиры, которые я забыл забрать, впопыхах выставляя ее за дверь посреди ночи. А также, сообщила хорошую новость — она не беременна! А это значит, сегодня наши пути разошлись окончательно. Все складывалось удачно, но потом, перед самым уходом…

Лена затаила дыхание, обмирая внутри от волнения.

«Сейчас он признается. Вот, сейчас! Боже, я не хочу этого слышать!»

— …она, как будто взбесилась! Я опущу подробности, они не к чему. Скажу одно: мне стоило больших трудов, отбиться от нее и выставить за дверь. Мы практически боролись, поэтому она была растрепанная и взъерошенная, когда вы встретились. Знаю, поверить сложно! Еще сложнее представить, что она тебе наговорила. И доказательств у меня нет, только мое слово. Но…

— Но?

— Господи, Лена! Да не прикасался я к ней! — рявкнул Макаров, раздраженно саданув по рулю со всей дури. — Не прикасался с тех самых пор, как ты перешагнула порог моего дома! С того дня, как позволил себе… тебя!

«Ой, мамочки! Кажется… правду говорит! Вон, как часто дышит! И глаза бешеные. Злится. Выходит, эта дрянь все выдумала, чтобы меня больнее ужалить? О, у нее получилось! Потому что я — дура! Глупая наивная дура!»

Ее бедное сердце гулко трепыхнулось в груди. И в салоне внезапно стало жарко.

Увлажнив пересохшие губы, Белова уточнила с придыханием:

— Серьезно не прикасался? А… почему?

Виктор Эдуардович подался вперед, нависая над ней своим мощным натренированным телом. Горячая мужская рука властно накрыла ее бедро, обтянутое тонким черным капроном, и медленно поползла наверх, нагло задирая юбку. Аромат его парфюма вперемешку с запахом кожи ударил в ноздри. По спине побежали мурашки, а ноги превратились в желе, когда в салоне раздался хриплый дурманящий шепот преподавателя:

— Зачем мне никчемные копии? — Макаров жадно стиснул свои сильные, но от чего-то дрожащие пальцы на внутренней стороне ее бедра, явно пытаясь добраться до промежности девушки. Сверхчувствительной. Ноющей. Пульсирующей. — Я хочу… оригинал!

— Какой еще…

— Тебя, малышка! — он уставился на Лену взглядом голодного абсолютно одичавшего человека, и плотоядно оскалившись, безжалостно разодрал прямо на ней ее несчастные колготки. — Тебя!

* * *

«Меня… хочет? Я для него… оригинал? Ой, мама! Умру я! Как пить дать, умру!»

В тот же миг низ живота точно током прострелило. Всполохами пламени обожгло. И между ног сладко заныло. В попытке успокоиться, девушка плотно стиснула бедра, одновременно пленяя и его горячую ладонь. Зря!

Дыхание перехватило и сердце замерло в груди тотчас же. А сознание… его точно дымкой заволокло. Густой непроглядной мглой. Оно отключилось от услышанных слов. Окончательно. Бесповоротно. Остались лишь инстинкты. Голые рефлексы. И безумная бесконечная жажда по этому мужчине. Лена будто бы сошла с ума. Хмыкнув от неожиданности, она нервно прикусила свою нижнюю губу. И вздрогнула всем телом, когда пальцы Макарова нахально скользнули чуть выше. Его напор, его страсть и даже дикость действовали на нее как-то… особенно. Парализующе. Она сидела, замерев под гипнотическим взглядом каре-зеленых глаз, будто безвольная мышь перед котом. Голодным и вконец озверевшим. Знала, что должна бежать, спасаться. Знала… и не могла. Не хотела. Да и тело ее не слушалось, словно ей не принадлежало. Цепляясь за последние крохи самообладания, Белова тихо произнесла, с трудом ворочая языком:

— А вдруг теперь я… ничего не хочу?