Закованный Прометей. Мученическая жизнь и смерть Тараса Шевченко

Той ночью Шевченко впервые за много дней спал крепко и спокойно. И потянулись дни душевного отдыха. Даже муштра казалась значительно легче после здорового ночного сна. Освободившись, Шевченко сразу спешил в слободку, в свою нищую, но такую тихую и чистую комнатку, но никогда не говорил, что спешит домой, потому что слово «дом» сливалось в его представлении со словом «Украина»…

Мальчики Васько и Степка оказались очень смышлеными и уже через месяц учебы могли бегло читать печатный текст.

Физически Шевченко отдыхал, он окреп на частной квартире, а от хорошего настроения и стихи его зазвучали мягче, теплее. Он даже добавил лирическое вступление к своей скорбной поэме «Княжна»…

Оказия приходила в Орск во второй половине месяца. Все, кому была дорога весть откуда-либо, ждали ее нетерпеливо и в свою очередь заранее готовили письма, пакеты и посылки во все концы огромной Российской империи.

Ждал оказию с нетерпением и Шевченко: надо было отослать Лазаревскому адрес доктора Александрийского, с которым он недавно познакомился у Исаевых и который согласился, чтоб переписка Тараса шла на его квартиру.

В середине августа он начал считать дни и часы, ожидая ответа из Оренбурга, а разом с ним — с Украины. Но августовская оказия не принесла поэту утешения. Никто не приехал с ней в Орск.

Загрустил Тарас, и на страницах его крохотной книжечки появились грустные строки о том, что не греет солнце на чужой земле и если действительно суждено ему погибнуть в зауральской степи, то пусть хотя бы вольный ветер принесет сюда горсть родной земли и посыплет ею могилу изгнанника.

Не греет солнце на чужбине,А дома слишком уж пекло…Мне было также нелегкоИ в нашей славной Украине.Никто меня не привечал,Меня носило, было плохо,Бродил себе, молился богуИ злое панство проклинал.И вспоминаются былые

Века, священные места,Тогда повесили Христа…Но терпит с нами сын Марии!Не радостно и горько мне…Но счастья мне нигде не будет –Ни в Украине милой, люди,Ни в чужедальней стороне.Хотелось бы совсем немного…

Не схоронили б москалиВ гробах из дерева чужого,Хотя бы горсточку землиИз-за реки, Днепра святого,Святые ветры принеслиМне б на могилу… Сердце гложет,Хотелось бы… да что гадать…Зачем же бога волновать, –Коль по-другому быть не может.

Дни становились короче, а ночи — холодными. Над рудой пожухлой степью плыло по ветру легкое и прозрачное бабье лето.

Каждый праздник и воскресенье Шевченко с утра спешил к своим новым друзьям и с искренней благодарностью возвращал им прочитанную книгу, выбирал себе другую, а потом садился — и начинались беседы о новостях, которые пусть и изредка, но просачивались сюда из Оренбурга, а иногда и с берегов Вислы. Читали письма, где каждое слово имело двойной смысл.

Эти беседы взбадривали Шевченко, возрождали надежды на перемены. Недаром же и Европа переживает время больших перемен.

— Говорю вам, — уверенно повторял Станислав Круликевич, — что, сбросив Людовика XVIII, французы скоро сбросят и этого липового Луи-Филиппа. Не зря же говорит народная мудрость: хрен редьки не слаще. Франция сейчас задает тон всей Западной Европе. И отзвук ее революций расшатывает и прусский, и австрийский абсолютизм. Клянусь, что скоро во всей Европе не останется ни крепостничества, ни самодержцев.

После таких бесед Тарас с чувством облегчения возвращался от друзей, неся в руках новую книгу, а в сердце — луч надежды, что доживет он до лучших времен и снова увидит свободу.

В хату Лаврентьева он приносил книги редко, чтоб избежать неприятностей. Шел в степь и долго читал, либо писал стихи, либо молча сидел где-нибудь над рекой, углубившись в свои мысли: