Зал ожидания. Книга 3. Изгнание

Зепп старался вызвать в памяти образ Анны, это удавалось ему, она вставала перед ним как живая, он слышал ее любимый, звучный голос. Он вспоминал ту бурную ночь, когда она кричала на него. «Ты рехнулся», – кричала она. «Брось ее к черту, твою дурацкую политику!» Так ясно звенел в его ушах голос Анны, что он дергал головой, словно хотел стряхнуть с нее каплю воды.

Но голос не умолкал, и покойная Анна, как это ни странно, говорила с ним так убедительно, как не умела говорить живая. И вдруг ему показалось, что он понял смысл ее смерти: она умерла, потому что не могла убедить его. Заставить его ясно осознать, что в политику он вносил лишь добрую волю, но отнюдь не талант, что его долг вернуться к музыке; за это Анна отдала высшее, что может отдать человек, свою жизнь. Бессмысленной ее смерть будет только в том случае, если он не примет ее жертву.

Поняв это, он почувствовал большое облегчение: теперь ему позволено вернуться к музыке. Да, теперь он возвращается к своему подлинному призванию, он наверстает то, что потерял за время долгого и бесплодного перерыва, он обещает ей это, как ученик, сделавший ошибку. «Теперь пусть будет что будет, старушка, – сказал он вслух, не разбираясь, говорит ли он с ней или с собой, – теперь я буду заниматься музыкой и только музыкой. И ты увидишь, это будет нечто стоящее». И прибавил: «Прости, чудесный край», – подразумевая «ПН» и всю свою политическую писанину.

Это было утром. А во второй половине дня пришел Петер Дюлькен и заявил, что ему надо поговорить с ним о важном деле. Зепп неохотно ответил, что ему теперь не до редакционных дел. Но Пит со своей обычной флегматической энергией настоял, чтобы его выслушали, и подробно поведал Зеппу обо всем происшедшем.

Первое, что почувствовал Зепп, была большая, неразумная радость. Значит, он был прав: мир состоит не из одних Гингольдов. Все, Пит, Пфейфер, Бергер, – все встали на его защиту, даже Гейльбрун, этот подлец, не мог увильнуть. «И Анна до этого не дожила, – подумал он. – Все приходит слишком поздно. Как письмо Тюверлена к Гарри Майзелю. Рингсейс, пожалуй, прав, насчет науки ожидания».

– Мне незачем вам говорить, Пит, – радостно выговорил он своим пронзительным голосом, – какое для меня облегчение узнать обо всем этом. Если бы вы оставили меня в беде, я бы до конца жизни не мог забыть вашего вероломства. Я был совершенно убит. Говорю вам как на духу: я уже дошел до того, что мысленно обозвал Гейльбруна грязным евреем. И теперь мне стыдно взглянуть вам в глаза. Вы замечательный друг, Пит, и все вы замечательные ребята.

Он схватил руку Пита и крепко пожал ее.

Пит во избежание сентиментальностей перевел разговор на деловую тему.

– Мы основали новую газету, «Парижскую почту для немцев», – сказал он, – потому что не хотим от вас отказаться. Вы нам нужны, мы не можем без вас обойтись. Красивых слов я говорить не умею, но ваше имя, иначе трудно было бы выразиться, ваше имя как раз теперь стало знаменем. В первом же номере мы даем на видном месте статью, вызвавшую разрыв с Гингольдом, пародийную речь Гитлера о Рихарде Вагнере.

Зепп нахмурился. Он опять сделал глупость. Не надо было так громко кукарекать, выражая свою радость. А то Петер Дюлькен решит, что он будет торчать в этой проклятой редакции до скончания века. Нет, кончено, милостивые государи. Зепп вышел из игры. Зепп занимается своей музыкой и ничего больше знать не желает. Он сейчас же яснее ясного растолкует Питу, что это его твердое, непоколебимое решение. Лучше быть минутку грубияном, чем всю жизнь сидеть в дерьме.

– Послушайте-ка, Пит, – начал он подчеркнуто развязным тоном. – Вы умный парень, вы кое-что понимаете в музыке, и с вами я могу говорить откровенно. Было, конечно, благородно, что вы заявили о своей солидарности со мной, но, по существу, это вполне естественно. «Если вам представляется, что вы сможете меня вторично уговорить, – думал он, – и вторично запрячь меня в ваши „ПН“, или „ПП“, или как там называется ваш дрянной листок, то вы глубоко ошибаетесь. Меня вы второй раз не заарканите, уж будьте уверены». – И сердито, громко прибавил: – Я говорю это только для того, чтобы вы там в редакции не заблуждались на этот счет. Я ведь, в конце концов, тоже послал к чертям свою музыку ради ваших «ПН» и не ждал, что кто-нибудь поблагодарит меня за это, да никто и не сделал этого. – Он говорил запальчиво, презрительные выражения и диалектизмы подчеркивали горечь его слов.

Пит слушал. Он чуть склонил голову, и его худое остроносое лицо, открытое и живое, выражало смущение. Зеппу было жалко, что он так грубо напустился на Пита. Он был не очень высокого мнения о работе Пита, это была черная работа, «когда короли строят, у возчиков много дела», тем не менее Пит понимает, что такое музыка, и, разумеется, хорошенько подумал, прежде чем сделать ему это предложение. Поэтому он прибавил мягче, чуть виноватым тоном: