Залив белого призрака

Как быстро крутится машина времени, совсем как стиральная центрифуга: стирает и возвращает, стирает и возвращает воспоминания… Чистые, чистые. Чисто на душе утром.

— Просыпайся, мой Индюшонок… — говорит ему мама и целует в щёчку…

— Команда, подъём! — кричит старшина диким голосом, содрогая казарму и двухъярусные койки, так что новобранцы и Дюша сыплются с верхних матрацев, как зелёные яблоки с дерева…

«Вставайте, граф, рассвет уже полощется, из-за озерной выглянув воды! И, кстати, граф, вчерашняя молочница уже поднялась — полная беды, полная беды…» — поёт голос из магнитофона…

— Дулька! Дулька, вставай! Быстрее — на работу опоздаешь… — говорит жена и Индустрий Львович, ещё весь в лепестках детских снов, идёт в туалет и ванну… Голос старшины преследует и не отпускает: «Ррррота-а! В туалет на опушке… строем и с песней… шагоооом… ммм-арш! Зззапева-ай!.. Заа-прягайте хлопци конив, а я выйду… Кто побежал? Рррота бего-ооом! Стой! Вольно! Рразойдись… Рассупонь… Доставай свои пушки…» Индустрий в комнатных тапочках и трусах еле успевал за командами старшины: «Умывайсь!» — и тронул холодную струю из крана, разбрызгивая. Напрягся от судорог, пробежав мокрыми пальцами по груди и животу. Умыл веки и глаза, улыбнулся сознанием полной свободы — старшина остался позади, на много лет отстав от сегодняшнего дня.

— Мусенька, — крикнул жене, — эти утренние воспоминания у меня — настоящая машина времени! Ты помнишь, я тебе рассказывал… Я сам придумал, что солнце живое и сидит на высоком-высоком дереве. По стволу дерева ползут к солнцу муравьи и букашки солнышка попить, как абрикосового варенья… Я придумал одного муравья — его звали Финк…

— Почему Финк?

— Так я придумал! И он полетел к звёздам…

— Почему к звёздам?

— А я его посадил на ладошку и сказал: лети к звёздам!

— Это божью коровку, красненькую, подкидывали на ладошке и кричали: божья коровка, полети на небко, там твои детки…

— Кушают котлетки, — продолжил взрослый Индустрий, совсем как в детстве. — А я, Мусик, был такой фантазёр, и так мне это нравилось, что долго ещё верил своим возможностям.

— Каким возможностям?

— Я могу придумать мир, и он станет настоящим, как Космос и звёзды. Хлопну в ладони, и звёзды разлетятся, как лепестки…

— А муравей к тебе должен вернуться, да? Ты мне уже об этом рассказывал. Оставь свои фантазии и думай о семье!

— А что — семья?

— Мне нужна белая юбка, как у нашей соседки с третьего этажа?

— Зачем?

— Мне совершенно не в чем идти в театр.

— А белое платье?

— В платье я уже ходила…

— А костюм с цветами?

— Издеваешься? Я надевала его раза три уже, стыдно не помнить!

— Ой! — вскрикнул хозяин семьи.

— Что случилось, Дуся?

Дуся вышел из ванны, половина лица была выбрита, а другая в пене:

— Какая сегодня погода, Мусик? — он подошёл к окну и отдёрнул штору. — Солнышко! — улыбнулся какому-то радостному ожиданию. — Слова его стали звучать как стих: «Что должно быть, то случится, солнцу — греться и лучиться, тучкам — за море умчаться, людям — с радостью встре-ча-а-ться…», — пропел он, совершенно произвольно подставляя слова. — Мусик! Я песню сочинил, прямо с утра — это хорошая примета…

— Завтрак согрет и стоит на столе…

— У меня такое чувство…

— У меня нет времени, бегу в фитнес-клуб. Вчера ты небрежно вытер Гуливерчику лапки, когда вы вернулись с прогулки…

— Он пожаловался тебе? — попробовал пошутить муж…

— Да! Пожаловался. Тебе не стыдно?

— Ты о мопсике говоришь больше, чем о нашем Вовке…

— Вовка сыт любовью моей мамы. А держать в доме собаку и демонстрировать любовь к ней — это показатель социального комфорта и соответствия.

— Соответствовать мопсу и юбке!

— Бесчувственный! Ты животных не любишь…

— Раньше ходили с барабанами — кто кого перебараба-нит, теперь — с собачками, кто выше ножку поднимет, — смеётся муж. Пи-пи на цветочки?

— Бессовестный! Придумал бы лучше писсуары для собачек.

— Может, я этим собачкам и место в транспорте уступать должен? Дядя, уступите мопсику!

— Мопсика я возьму на колени!

— А белая юбка?

— Издеваешься? Направь свои фантазии на семью — ты мне должен теперь!

— Вот как?

— Вот так! — Поворачивается к тупой морде мопса: Гуливерчик, лапонька, иди ко мне… Кстати, не кусай его колбасу, сколько раз тебе говорила… Фу! Гуль! Иди к папе! — сбрасывает с колен. — Из тебя шерсть лезет! Я ухожу!

— Насовсем?

— Размечтался! Ты мне столько должен теперь, что мне выгоднее потерпеть ещё годик…

— Годик чего?

— Твоей зарплаты!

— Так муж, как и собака, — соответствие уровню и комфорту?

— Это, если он умный. Чао, болтун!

Жена щёлкнула наружной дверью, потом дверью лифта, наконец, все стихло.

Индустрий вернулся в санузел и присел на унитаз, без надобности, просто задумался. Мохнатый карликовый Гуливер вошёл из коридора и посмотрел виновато — он сожалел. Оба — задумались.