Залив в Ницце

Софья. Я теперь думаю о любви все меньше и меньше. Какое отношение имеет ко всему этому любовь? Важна не любовь, а то, какой ты становишься рядом с другим человеком. (Софья поворачивается и идет в дальний угол комнаты.) Когда я с Григорием, то всем сразу понятно, что он — солидный человек. Образцовый госслужащий. Рядом с ним я — не более чем женщина, которой необычайно повезло в жизни и которая день и ночь должна отстаивать свое право на эту удачу — быть замужем за таким достойным человеком. Такая у меня роль. В браке у каждого своя роль. Один сильный — другой слабый. Один быстрый — другой медлительный. Один уравновешенный — у другого ветер в голове. Все предопределено почти с самой первой встречи. Этого не замечаешь, принимаешь как должное. Тебе кажется, что ты — это ты. Обычная, неизменная. Но на самом деле это уже не ты. Нет, теперь ты — это роль, которая тебе отведена рядом с другим человеком. И которая не имеет ничего общего с тем, кто ты на самом деле.

Валентина. Совсем ничего?

Софья. Рядом с Гришей я нескладная, неинтересная, недалекая; мне все время нужно что-то доказывать. Он во всем задает тон. Ему-то, конечно, ничего не нужно никому доказывать: в тридцать семь он уже директор школы, на хорошем счету в партии. И в шкафу у него всегда все ровно стопочками разложено! У меня, как правило, тоже. Но «как правило» — это не то же самое, что «всегда», правда? На это самое «как правило» требуется большое усилие воли. Все, что я делаю… вернее, все, чем я могу быть — это лишь незначительный, ненужный штрих к блистательному Гришиному портрету. Григорий и Софья. После десяти лет совместной жизни у каждого из нас своя роль. В то время как с этим… другим… мужчиной я неожиданно становлюсь совершенно новым человеком.

Пауза.

Валентина. Как я поняла из твоих слов, он не столь безупречен, как…

Софья. Не надо все так упрощать!

Валентина. Птица невысокого полета, так ведь?

Софья. Нет!

Валентина. Значит, ты нашла себе посредственность, чтобы сравнение было в твою пользу. Ты это хочешь сказать?

Софья. Да вовсе нет!

Валентина. Ну, что, я угадала? (Валентина неожиданно задает вопрос с особой настойчивостью. Ждет, но не получает ответа, и смеется). Чем он хоть занимается, этот твой безымянный «другой мужчина»?

Софья. Он работает в Управлении канализации.

Валентина. Я же говорила!

Софья раскраснелась от негодования. Она грозит матери пальцем.

Софья. Мама, если ты мне помешаешь, я тебя никогда не прощу!

Валентина. Я помешаю? А я-то что могу сделать?

Софья. Если ты не поддержишь меня.

Валентина. Не поддержу тебя?

Софья. Ну, да.

Валентина. Я? Сидя в пустой комнате, куда ты практически не заглядываешь?

Софья. Неправда, я к тебе захожу.

Валентина. Не часто. И, случись что, не думаю, что ты станешь скучать по этим нечастым визитам.

Софья все еще возмущена.

Софья. Тебе ведь Гриша даже не нравится.

Валентина. Ну…

Софья. Это правда, мама. И никогда не нравился, с самого начала. Ты говорила, он самодовольный пижон.

Валентина. При чем тут я? Тебе не меня нужно бояться. Если ты до сих пор этого не поняла, тебе нужно посмотреть в глаза своей совести — твоим детям.

Софья. Ты считаешь, я не думаю о них? Мама, это так тяжело! Но у меня есть право на собственную жизнь.

Валентина отворачивается с улыбкой.

Валентина. Ах, право!

Софья. Не сомневаюсь, что огромным усилием воли наш брак можно было бы спасти. Если очень постараться, то мы могли бы вместе дожить до старости. Но я помню, ты как-то раз сказала: на свете нет ничего такого, чего стоило бы добиваться усилием воли.

Валентина

. Это я так сказала?

Софья смотрит на нее, затем отходит, качая головой.

Софья. И все равно, это было бы ошибкой. В конце концов, существуют же какие-то принципы.

Валентина. Вот как?

Софья. Да!

Валентина. Ты все еще веришь в принципы?

Софья. Конечно. А как же иначе? Ведь каждый человек имеет право свободно строить свою личную жизнь, как захочет.

Валентина удивленно поднимает брови.

Валентина. Господи, какие у тебя удобные принципы!

Софья. Извини, мама, но я действительно в это верю.