Заложник любви

– Очень интересная версия, – проговорила Мирослава, – я бы даже сказала «оригинальная».

– Но разве такого не могло быть?! – неожиданно громко воскликнула Зинаида Яковлевна.

Не отвечая на ее вопрос, Мирослава спросила:

– А вы кому-нибудь говорили о своей версии?

– Нет, – покачала головой молодая женщина.

– Почему?

– Если бы вы видели свое лицо, когда услышали мою версию, то вы бы не спрашивали, почему я не рассказала о ней другим.

Мирослава невольно улыбнулась. Когда она собралась уходить, рыжий пес спрыгнул с дивана и проводил ее до самой входной двери. «Что это, – подумала детектив, – оказание уважения или сказанное на собачьем языке «скатертью дорожка»?»

Глава 17

Домой Мирослава вернулась к обеду, чем явно обрадовала Мориса.

– Вот и хорошо, – сказал он, встретив ее в дверях, – у меня как раз все горячее.

– У меня тоже есть нечто горяченькое, – своеобразно отреагировала она.

– В смысле? – Он бросил взгляд на ее руки и, убедившись в том, что Мирослава ничего не принесла, разумно решил, что она собирается порадовать его какими-то горячими новостями. «Хотя откуда взяться горячим новостям в деле Леонтия Свиридова», – подумал он. И распорядился: – Идите мыться! А я накрою на стол.

Кот, обрадованный ранним появлением хозяйки, не отставая от нее ни на шаг, увязался за нею в ванную.

В отличие от Мирославы и от Шуры Наполеонова, которым было все равно, чем застелен стол и что стоит на нем, кроме еды, Морис предпочитал красиво сервированный стол, застеленный свежей скатертью.

Поэтому, пока Мирослава и Дон были в ванной, обеденный стол был сервирован по всем правилам. Мирослава же, подойдя к нему, первым делом увидела свои любимые желтые розы в вазе из тонкого стекла, расписанного узором, копирующим морозный узор на окне. Ваза была старая, изготовленная еще в советские времена на Гусь-Хрустальном заводе. И досталась ей по наследству от бабушки. Морис знал, что Мирослава питала к этой вазе особую нежность. К тому же ему казалось, что желтые розы, напоминающие о солнце, и тонкое стекло, как бы покрытое изморозью, как никогда гармонично сочетаются в этот холодный, но солнечный февральский день. И он был рад, что Мирослава оценила его старания.

– Морис! Ты просто чудо, – сказала она.

– Спасибо за комплимент, надеюсь, что и приготовленное на обед вам придется по вкусу.

– Ты же знаешь, – рассмеялась она, – что я всеядна! А уж то, что готовишь ты, мне кажется выше всех похвал.

– Я рад это слышать, – проговорил он и уточнил: – Вторую часть вашего заявления.

Мирослава улыбнулась, она знала, что к ее всеядности Морис относится двояко. С одной стороны, казалось бы, что плохого, если человек ест все, что ему дадут. С другой стороны, Морису хотелось, чтобы в ней было больше склонности к гурманству, чтобы она могла в полной мере оценить его умение готовить.

Мирослава между тем уже с аппетитом доедала налитый в ее тарелку борщ.

– Вкусно, – сказала она и спросила: – И что у нас на второе?

– Камбала и цветная капуста.

– Прекрасно!

– У меня возникает такое подозрение, – проговорил он с легкой иронией, – что Зинаида Яковлевна не угостила вас даже чаем.

– И твоя догадка совершенно верна! Зато она угостила меня новой версией!

– И какой же?

Нарушив свое правило не говорить за едой о делах, Мирослава ответила:

– Она считает, что Леонтий случайно упал в прорубь!

– Не понял! – воскликнул Морис.

– «Упал, очнулся – гипс!»

– То есть? – продолжил недоумевать Миндаугас.

– Что же тут непонятного, – усмехнулась Мирослава, – Зинаида Яковлевна считает, что ее бывший муж подошел к краю проруби, заглянул в нее, поскользнулся! И бултых!

– Гм. А что он вообще там делал? – озадаченно спросил Миндаугас.

– Гулял, – пожала плечами Мирослава.

– Какой оригинал! – вырвалось у Мориса. – Нашел где гулять.

– И не говори, – согласилась Волгина.

– Она это серьезно? – все никак не мог поверить Морис.

– Вполне. Только верит ли она в это сама – большой вопрос.

– Может быть, она все еще пребывает в шоке от случившегося?

– Не исключено, – кивнула Мирослава, принимаясь за камбалу. – Лично я почти что уверена в том, что четвертая жена Леонтия все еще любит его. По крайней мере она явно переживает серьезное потрясение. И возможно, что-то скрывает.

– Что она может скрывать? – спросил Морис.

– Если бы мне знать это…

– У нас, насколько я помню, осталась еще только одна жена.

– Морис Рональдович, вам виднее, – пошутила Мирослава, – мне-то откуда знать, сколько у вас осталось жен.

Но он не оценил ее шутку и укоризненно покачал головой.

– Ладно-ладно, сдаюсь на милость победителя. Жена у нас точно осталась только одна. Но я бы хотела также побеседовать и с другом Леонтия – Василием Кармазиным.

– Интересно, что могло связывать таких разных мужчин.

– Морис! Связывать их могло только одно! Общие годы детства и отрочества. А потом если они и продолжали общаться, то по привычке. Тем более что у Леонтия больше никаких друзей не имелось. А это скучно!

– Да, пожалуй, – согласился Морис, – у мужчины должны быть друзья. Хотя бы один.