Заметки на биополях. Книга о замечательных людях и выпавшем пространстве

Когда целовал Тарковскийруку жене моей,когда угощал Тарковскийлучащимся коньяком,блистал вышний свет московскийот окон и до дверейкомнатки переделкинскойс сияньем под потолком.Усиливалось сияньеот взгляда ли, от слияньясозвучий в звонкий металл…Я мог рифмовать небрежно,но гроб его тяжкий – нежно

плечом своим страховал.И после этого летав Москве игра полусветаи только тени густы.Да разве он был великий?!Примерьте его вериги,привейте его сады.

Cоветский Иов: О Борисе Слуцком

Его присутствие в одном с тобой помещении делало тебя и это помещение маленькими. В его пятьдесят с небольшим было невозможно представить, что он когда-то был «молодым и рыжим». Те, кому нынче столько, выглядят в сравнении с ним полысевшими или поседевшими мальчишками.

Он мог показаться высокомерным, сухим и скупым на проявления чувств, а был застенчивым до внезапного покраснения и душевно щедрым. Впрочем – не только душевно. «Как с деньгами?» – первое, что он спрашивал у тех, кого считал своими младшими коллегами. И давал взаймы без отдачи. Он был дядькой (в дореволюционном значении этого понятия) молодых поэтов, а его называли комиссаром. Хотя и комиссаром он тоже был, говорил лаконично и по-военному отрывисто, любил четкость, не терпел расхлябанности.

Но главное, будучи однолюбом, он упрямо верил в светлые идеалы равенства, братства, интернационализма, даже в идеи марксизма. А советский бог, роль которого с ветхозаветной жестокостью и азиатским коварством тогда уже исполнял Сталин, подвергал его веру тягчайшим испытаниям.

Борис Слуцкий – советский Иов.

Эти испытания для Слуцкого – ввиду возраста («Девятнадцатый год рождения – / Двадцать два в сорок первом году») – начались с войны. Сначала он увидел обезглавленную Сталиным Красную армию:

Кадровую армию: Егорова,Тухачевского и Примакова,Отступавшую спокойно, здорово,Наступавшую толково, –Я застал в июле сорок первого,Но на младшем офицерском уровне.Кто постарше – были срубленыГода за три с чем-нибудь до этого.‹…›Помню генералов, свежевышедшихИз тюрьмыи сразу в бой идущих,Переживших Колыму и выживших,

Почестей не ждущих…

Потом учившийся до войны на юриста Слуцкий узнал изнутри, как осуществлялось на войне сталинское правосудие:

За три факта, за три анекдотавынут пулеметчика из дота,вытащат, рассудят и засудят.Это было, это есть и будет.‹…›Я когда-то думал все уладить,целый мир облагородить,трибуналы навсегда отвадитьза три факта человека гробить.Я теперь мечтаю, как о пиредуха, чтобы меньше убивали.

Чтобы не за три, а за четыреанекдота со свету сживали.

Чтобы трибуналы не гробили невинных – это не было для Слуцкого абстрактной мечтой. Он сам некоторое (небольшое) время участвовал в работе военного трибунала и оставил такое вот поэтическое свидетельство:

Я судил людей и знаю точно,что судить людей совсем не сложно, –только погодя бывает тошно,если вспомнишь как-нибудь оплошно.Кто они, мои четыре пудамяса, чтоб судить чужое мясо?..

Русский философ Ильин писал, что истинное правосознание – категория религиозная. И в этом смысле атеист (а скорее агностик) Слуцкий –

В самый заброшенный уголфетишей меж и пугаля тебя поместил.Господи, ты простил? –