Замок Монбрён

Он посмотрел вокруг и увидел Проповедника, который, стоя в нескольких шагах, смотрел задумчиво на эту сцену. Анри назвал его по имени, и Годфруа тотчас подошел, чтобы выслушать приказание начальника.

– Годфруа,– сказал ему Доброе Копье, указывая на капеллана, который старался сохранить грозную физиономию,– этот клобук знает вещи, от которых зависит успех нашего предприятия, и не хочет говорить. Не знаешь ли какого-нибудь средства развязать ему язык?

– Я знаю их тысячи,– отвечал Проповедник с обыкновенной своей флегмой.– Какого рода средства вы предпочитаете?

– Ну, на первый раз что-нибудь полегче.

– Слушаю, капитан. Все будет по вашему желанию.

Проповедник обернулся к толпе стрелков и копьеносцев, которые стояли на опушке леса.

– Маленький Бискаец! – воскликнул он равнодушным тоном.– Дай-ка мне тетиву и кинжал с железной рукояткой.

Маленький Бискаец поспешил исполнить приказание и подал своему товарищу то, чего он требовал, потом, вместо того чтобы присоединиться к толпе воинов, откуда он вышел, Бискаец остался возле Проповедника, злобно улыбаясь и как бы готовясь увидеть забавную шутку. Капитан тихо разговаривал с Жералем и не мог заметить этого нарушения дисциплины.

Между тем, несмотря на свой наружный стоицизм, отец Готье со всем вниманием следил за движениями Проповедника. Тот, скрутив тетиву вдвое и связав концы ее надежным узлом, приблизился к капеллану.

– Что ты хочешь делать, изверг и нечестивец? – спросил бедный монах, которого эти приготовления уже начинали беспокоить.

– А! Безделицу, почти ничего,– отвечал фламандец.– Не беспокойтесь. Просто я повяжу эту тетиву вокруг вашего черепа, потом вот этот кинжал, который, как вы видите, довольно надежен, пропущу под тетивой повыше уха, пройду раза два или три вокруг головы, и вся кожа черепа будет снята в одно мгновение. Острие кинжала, перевертываясь вокруг головы, может иногда натолкнуться на ухо, но это такая мелочь, о которой не стоит и говорить.

Эти ужасные пояснения, сопровождаемые не менее страшными жестами, начинали колебать решимость капеллана. Известно, что он не был лишен мужества, но он также не был нечувствителен к физической боли. Монах поворачивал во все стороны свои испуганные глаза и трепетал в руках его державших. Между тем Маленький Бискаец предался самой шумной веселости.

– Черт побери! Выдумка недурна! – вскричал он с восторгом.– Только вы один, друг Проповедник, мастер на эти тонкости… Клянусь святым Гаспаром! Вот будет забавная фигура, когда обрежут монаха по самые уши! Что ж, почтенный отец,– продолжал он насмешливым тоном,– вы честолюбивы, ну вот вам и дадут красную кардинальскую шапочку!

Эти невинные сарказмы еще более увеличили страх отца Готье. Холодные капли пота выступили у него на лбу!

– Ожидаю вашего снисхождения,– сказал хладнокровно фламандец, показывая, что он готов.

Капеллан обрел наконец голос, который от страха исчез было на минуту.

– Христиане, здесь присутствующие! – вскричал он изменившимся голосом.– Заклинаю вас не совершать такого ужасного преступления со служителем Бога. Тот, кто подымет на меня руку, будет анафемой и святотатцем, и пламень ада пожрет его!

Звонкий хохот Маленького Бискайца и пожатие плеч Проповедника были единственным на это ответом.

– Капитан Доброе Копье и вы, благородный трубадур,– начал бедный монах,– вы люди правдивые и сострадательные, вы не позволите, чтоб обращались так жестоко с бедным священником, который никогда не делал вам никакого зла. Если вы не имеете никакого уважения к моему сану, то по крайней мере вспомните, капитан, что я духовник доньи Валерии, а вы, сир Монтагю,– что я ел и пил вместе с вами в Монбрёне.

Трубадур бросил на капеллана сочувственный взгляд и шепотом начал просить за него капитана.

– Заклинаю вас святым Жоржем, не вмешивайтесь не в свои дела! – прервал его с досадой Доброе Копье.– Вы видите, что я в ужасном беспокойстве. Наше предприятие, так хорошо начавшееся, может не удаться из-за недостатка сведений, и именно в эту минуту вы просите меня о помиловании!.. Надо, чтобы этот человек сказал нам все, что знает! – продолжал он, с бешенством топая ногой.– Слышишь ли, монах? Ты должен говорить – или умереть! Если этой пыткой не добьются от тебя слов, тогда попробуют другие. Годфруа неистощим.

Проповедник кивнул головой в знак подтверждения.

– Но я ничего не знаю,– сказал отец Готье, наполовину побежденный.

– В таком случае оставайся с Годфруа. Его зовут Проповедником – вы можете поучать друг друга.

И он повернулся к нему спиной. Годфруа подошел с кинжалом и тетивой в руках.

– Я скажу, все скажу! – вскричал наконец капеллан прерывающимся голосом.– Но, ради бога, пусть уйдут эти два человека: хладнокровие одного и веселость другого заставят меня умереть!

Доброе Копье возвратился с трубадуром, по-видимому, сильно взволнованным этой сценой, и дал знак воинам удалиться. При капеллане остались только два стрелка, которые стерегли его.