Замок на Воробьевых горах

– Вот он, – хмыкнул Бронников, достав из спортивной сумки футбольный мяч. – Подойдет?

– Вполне, – ответила Мария. – Начинаем.

Парни, занятые в сцене, подступили друг к другу поближе. Непонятно почему, но у Марии вдруг стало тоскливо на душе. В памяти всплыла сцена из одного фильма, в котором она когда-то играла. Яркий свет осветительных приборов… кинокамера, похожая на огромное черное насекомое с единственным глазом, плотоядно впившимся в актеров… Напряженное и выжидательное лицо режиссера… Боже, ведь все это было в ее жизни. И если бы она оказалась покрепче, если бы у нее хватило духу пережить долгий период застоя, то, возможно, она бы…

Мария тряхнула головой, прогоняя никчемные мысли.

– Ну же! – приободрила она студентов, хмуро глядящих друг на друга. – Начинайте!

И Бронников начал. Он поднял футбольный мяч перед собой и грубо окликнул Жирова:

– Эй, могильщик! Чей это череп?

Жиров заглянул в шпаргалку и сбивчиво ответил:

– Одного шалопая. Бутылку вина вылил мне раз на голову, негодник! Этот череп, сэр, Йорика, королевского скомороха.

Бронников недоверчиво и удивленно воззрился на футбольный мяч.

– Этот?

– Этот самый, – подтвердил кивком Жиров.

Бронников сдвинул белесые брови.

– Бедный Йорик… – задумчиво проговорил он. – Я знал его, Горацио. Это был человек бесконечного остроумия, неистощимый на выдумки. Он тысячу раз таскал меня на спине. А теперь это само отвращение, и тошнота подступает к горлу. Здесь должны были двигаться губы, которые я целовал не знаю сколько раз…

Бронников снова вгляделся в «череп» и холодно усмехнулся.

– Где теперь твои каламбуры, твои смешные выходки, твои куплеты? – с сухой горечью осведомился он. – Где заразительное веселье, охватывавшее всех за столом? Слабо тебе позубоскалить над собственной беззубостью? Ну-ка, ступай к лучшей манекенщице и скажи ей, какою она станет, несмотря на румяна в дюйм толщиною! Попробуй рассмешить ее своим предсказанием!

Он помолчал, потом покосился на Стаса и проговорил:

– Скажи мне одну вещь, Горацио.

– Что именно, принц? – отозвался Стас.

– Как ты думаешь: Александр Македонский представлял в земле такое же жалкое зрелище?

– Да, в точности.

– И так же вонял?

– Да, он вонял именно так, милорд.

Бронников скривился.

– До какого убожества можно опуститься. Что мешает вообразить судьбу Александра Македонского шаг за шагом – вплоть до последнего шага, когда он идет на затычку пивной бочки? Александр умер, Александра похоронили, Александр стал прахом, прах – глиной. А из глины сделали затычку для бочки.

Пред кем весь мир лежал в пыли,Торчит затычкою в щели!

Продекламировав этот стишок нараспев, Бронников тихо засмеялся, и от его смеха Марии стало слегка не по себе.

…Через полчаса Мария объявила, что репетиция закончена и поинтересовалась:

– Может, порепетируем завтра?

– Завтра же воскресенье, – недовольно промычал Жиров.

– Действительно, – вклинился Стас. – Зачем гнать коней?

– Я тоже не приду, – подал голос Эдик Граубергер. – Мне надо писать реферат по Шредингеру.

Мария повернулась к Виктору:

– А ты что скажешь?

Бронников откинул со лба светло-русую челку:

– Я бы мог прийти. Но один я вам не нужен.

– Почему же? Мы можем порепетировать монологи.

Жиров хихикнул, но Бронников метнул в него холодный взгляд, и верзила стер улыбку с лица.

– К сожалению, вынужден отклонить ваше предложение, – спокойно проговорил он, пристально глядя на Марию. – Я не слишком забочусь о своей репутации, но вашей рисковать не хочу.

Мария почувствовала себя неловко. Об этом она и не подумала. А ведь Виктор Бронников далеко не ребенок. Да и она не так стара и безобразна, как привыкла о себе думать. Но парни смотрели на нее, и она вынуждена была изобразить добродушную улыбку.

– Неужели найдутся люди, которые смогут расценить репетицию вдвоем так? – насмешливо осведомилась она.

Улыбка, скользнувшая по губам Бронникова, была скорее условностью, чем проявлением каких-либо чувств.

– Такие люди находятся всегда, – сказал он.

Мария развела руками:

– Ладно. В таком случае прощаемся до понедельника.

Уже у двери Виктор Бронников вдруг остановился, оглянулся и тихо обронил:

– Я приду завтра. Только скажите, во сколько.

Мария на секунду задумалась:

– Давай часа в два. Устроит?

Виктор кивнул:

– Вполне.

Парень повернулся и вышел из репетиционной.

Мария достала сигарету, но не закурила, а задумалась. На душе было тревожно, томили неприятные предчувствия. Мысли снова и снова возвращались к просмотренной записи. Она должна была решить возникшую загадку – и не находила в себе силы даже подступиться к ней.

А теперь еще и Бронников пожалует завтра к ней в гости. Дернул же черт пригласить его! Мария вспомнила холодный, словно глаза парня сделаны из какого-то тяжелого и грубого металла, взгляд и поежилась.

Закурив, окинула взглядом стены репетиционной и вдруг испытала что-то вроде острого приступа клаустрофобии. Увы, не новость. Клаустрофобия не покидала ее все последние дни. Атмосфера ГЗ заставляла Марию чувствовать себя разбитой и подавленной – что-то нездоровое и безумное витало в этих стенах.