Шкаф закрылся, пряча от меня цветок и испытуемые мной чувство вины, горькое сожаление, сочувствие и страх разом схлынули, оставляя странное опустошение. Пара мгновений и ко мне вернулись переполняющие меня до этого усталость, досада и скрытое опасение перед собственной силой, такое, какое бывает, когда перед кучей зрителей выходишь на татами, а потом с ужасом смотришь на сильного поверженного противника.
«Именно поэтому ночных ангелов и уничтожили. Они влияют на любого, заглядывая ему в душу и пробуждая совесть».
«Ты же говорил из-за бабочек», – недовольная открытием, поморщилась я.
И зачем мне такое растение? Рыдать каждый раз как увижу горшок? А что хорошее средство предотвратить истерику – устроил слезоразлив по графику и все можно смело идти покорять вершины, не боясь захныкать от сбитой коленки.
«Бабочки были только предлогом», – задумчиво покачал головой урмиус.
«Ты еще лапкой подбородок потри», – фыркнула я, представив умильную картинку в голове.
Урмиус тут же закатил глаза. Вылупилась на него с негасимым интересом – очеловеченный скорпионопаук переросток, что может быть интересней?
«Я не паук!» – по-человечьи нетерпеливо возмутился урмиус, гордо вскидывая голову и потрясая передней парой лап.
«Действительно! – покладисто согласилась я: – Так на чем мы остановились? Карим, Казимир, Керан….», – продолжила перечислять имена, вспомнив, что мы дошли до буквы «к». Эх, мне бы справочник!
Время тянулось медленно, превратившись в кисель и делая этот день бесконечным. Я устала до изнеможения, но как выбраться из этого места не знала.
«Пройдешь реку и свободна…», – всплыли в памяти ответ-напутствие Трея.
Легко сказать.… Да только, сколько не пробовала подойти к реке, я будто натыкалась на невидимую стену, что мягко отталкивала меня от нее. Выбиралась и вновь шла вдоль берега, чтобы через несколько шагов снова спуститься к реке и наткнуться на стену....
«Сатир, Сапфир, Самир, Сериосис….»
«Нет-нет-нет», – отзывался на мои предложения урмиус.
Каменная россыпь, виднеющаяся из воды, стала неожиданностью. И чем ближе я подходила, тем больше беспорядочное нагромождение камней обретало очертания узнаваемого рукотворного сооружения.
Спустившись к воде, любопытствуя, попробовала подойти поближе и стена, до этого преграждавшая мне проход, вдруг исчезла, растаяла, словно ее и не было.
До первого камня, полностью скрытого водой, было всего несколько метров. Неосторожно ступив, почти сразу ушла с головой под воду. Какая же тут глубина, если мои ноги до дна не достают?
Урмиус недовольно зацокал языком и сорвался с моих плеч, обретая форму крылана.
Взобравшись на первый камень, чуть не провалилась в бойницу. Шпили, башенки, высокие стены – их словно кто-то аккуратно уронил в воду, положив на бок. Перебравшись на шестиугольный донжон, прикрытый сверху ржавыми штырями решетки-герсы, пошла по нему.
Деревянные укрепления ворот прогнили, железо за века успело осыпаться ржавой крошкой, вместо окон зияли разбитые цветные витражи…
Я шла по донжону и удивлялась улавливаемым, несмотря на разруху, мощи и красоте замка, представляла, как он выглядел во времена своего рассвета – грозный и величественный, наполненный сияющими огнями и счастливыми людьми…
С содроганием сердца остановилась, сделав несколько шагов по центральной стене башни, заметив витиеватую закорючку из двух букв – К и С....
«На заре темных веков, когда мир погрузился в хаос, в одной семье родились близнецы. Старшего звали Кротость, а младшего – Справедливость.
В те времена правили сила и власть, а слабому не было места в этом мире. Справедливость был горяч и не мог стерпеть обиды слабого, каждый раз вставая на их защиту. Кротость был уступчив и благоразумен, молчаливо выслушивал всех, не вступая в бой. И часто Справедливость корил и обвинял брата за такую его слабохарактерность, а Кротость слушал и улыбался, не споря и не возражая.
Однажды, Справедливость увидел, как темные обижают совсем юную красавицу, не сдержавшись, вступился за нее. Убил одного из темных, а девушку спрятал в дальней пещере. Когда же вернулся в родное селение, увидел лишь догорающее дымными кострами пепелище, груды мертвых тел, насаженные на колья головы матери и старейшин, и умирающего на пыточной дыбе Кротость.
– Подвал… ход… спа…, – прошептал брат и умер, словно это было единственным, что держало его в этом мире.
Закрыв глаза брату, Справедливость после недолгих раздумий спустился вниз, а когда открыл подвал, увидел тайный ход. Проследовал им и очутился в цветущей долине, где жило множество существ. Некоторых он узнал сразу – это были те слабые, из-за которых он корил брата, за то, что не давал вступиться за них. Большинство же было ему незнакомо. Но они все с доброй улыбкой приветствовали его, пока один из малышей не воскликнул:
– Ты не Кротость…
– Нет, – признался Справедливость. – Мой брат погиб.
И тут же горестный вой огласил окрестности.
– Чего вы так убиваетесь? – удивленно спросил Справедливость, горько зарыдавшую женщину.
– Он спас меня и мою семью, – пробормотала та, не поднимая глаз.
– И меня.