— И последнее… — Роза Францевна подняла вверх указательный палец, точно как Кузьминична. — Свет не включай, окна не открывай. Будто тебя здесь нет. Когда они вернутся… а они обязательно вернутся, в коридор ни в коем случае не выходи. Спрячешься в своей комнате. Поняла?
— Поняла. — Аня кивнула и понурилась.
— Ну, выше голову, детка, — приободрила ее Елена Францевна, — все будет хорошо. И слушайся ребят, они твои друзья.
После ухода сестер Степа и Никита вернулись в кухню и вскоре позвали Аню. На столе стояли пластиковые коробки с едой и три бутылки минеральной воды.
— Меня зовут Степан, — сказал тот, что нес сумку, — а это Никита. Дай поднос.
Аня открыла шкаф над духовкой и вытащила из него пластиковый поднос с изображениями подсолнухов. Через минуту на нем стояли бутылка минеральной воды, пластиковая коробочка с квашеной капустой и тарелка с жареным куриным бедром и апельсином.
— Это тебе. Иди в свою комнату. Свет не включай. Телевизор тоже.
— В моей комнате нет телевизора.
Степан пропустил ее слова мимо ушей и продолжил тем же безразличным тоном:
— К окну не подходи. Если надо в туалет — три раза постучи в свою дверь. Поняла?
Аня кивнула.
— А хлеб у вас есть? — спросила она, глотая слюну, — в хлебнице был только заплесневелый.
— Нет.
Аня взяла стакан и пошла в свою комнату.
На сытый желудок мысли веселее. Сидя на диване, Аня почистила апельсин, разделила на дольки и медленно съела. …Какие же они хорошие, Роза Францевна и Елена Францевна. И Лидия Львовна, и Кузьминична. А ведь могли плюнуть на нее, она ведь им никто. Они так беспокоятся о ней, о Женьке… А эти парни? Хм… Это здорово, что есть такие люди. Надо отдать ваучеры Лидии Львовне. Просто так. Неудобно после такой помощи брать с нее деньги. Хотя… Надо взять деньги и дать сестрам. А Львовне большущую коробку конфет. И Кузьминичне тоже. Они с Женькой как-нибудь проживут, продадут что-нибудь. Но это потом. Сейчас главное — найти Женьку. И Шурку из дома вышвырнуть, чтоб духу ее здесь не было. А потом… Потом можно пустить на квартиру кого-то. Двух студенток, например, а после окончания школы Аня пойдет работать. Львовна сказала, что если она освоит бухучет, то с работой проблем не будет.
За окном сгущались сумерки. Аня не заметила, как, свернувшись калачиком, уснула.
Разбудил ее щелчок замка. Она испуганно вскочила с дивана и, не сводя глаз с двери, комкала в руках низ свитера. Под дверью полоска света. Голоса. Тихие. Чьи — непонятно. Аня шагнула к двери и остановилась. Сказали — не выходить. Ни в коем случае. Она так сжала кисти, что ногти впились в ладони — что делать?!
Ответом ей был женский крик, потом мужчина крепко выругался матом и началась, судя по звукам, драка…
Через несколько минут все стихло. В дверь постучали.
— Входите… — с трудом выдавила Аня, и ее душа ушла в пятки.
На пороге стоял Степан.
— Выходи, надо опознать, — он поманил ее рукой.
На негнущихся ногах Аня последовала за Степаном в гостиную.
На диване сидела Шурка. Руки за спиной.
— Где мой брат? — закричала Аня, кидаясь к Шурке. — Где Женя?! Что ты с ним сделала?!
— Твой брат у моих друзей! — воскликнула Шура. — Его завтра утром привезут!
— Где он?! — не унималась Аня.
— Да можем прямо сейчас за ним поехать, — Шура дернула плечами и зыркнула на Степана. — Слушайте, снимите наручники, это недоразумение какое-то! Я пришла домой, а вы на меня накинулись… Я не понимаю…
— Все ты понимаешь! — заорала Аня. — Ты замки поменяла! — ее голос сорвался на фальцет, и она умоляюще посмотрела на Степана. — Я хочу к брату… Пожалуйста, — по ее щекам потекли слезы. — Я ей не верю…
И тут в глазах Шурки она увидела столько испепеляющей ненависти, что хватит поджечь не один стог сена, подумала Аня, почему-то вспомнив, как они с Галкой и Шурой кувыркались в сене…
Женьку действительно нашли у друзей Шурки в двухстах километрах от Харькова. Его закрыли в подвале. Потом хотели просто вывезти куда-нибудь и бросить. После, когда продадут квартиру. У этих же друзей обнаружилась папка с документами. Ваучеры лежали на месте, еще там был договор продажи гаража. А вот ни Аниного паспорта, ни техпаспорта на квартиру в папке не было — все это уже находилось у нотариуса, Шуркиной подружки. И уже полным ходом шла подготовка к продаже. «Аньку-шлюху надо было давно придушить», — в сердцах бросила Шурка на допросе, когда ее окончательно приперли к стенке, и ее слова Ане передала Роза Францевна. А потом судья откинулась на спинку стула и спросила:
— Тебе восемнадцать в июне?
— Да, двадцать шестого.
— Очень хорошо. Так вот, как только тебе исполнится восемнадцать, мы переоформим квартиру на тебя. Затем ты продашь ее и оплатишь наши услуги.
И она назвала сумму. У Ани замерло сердце, а Роза тут же добавила:
— Кстати, Александра Васильевна сокрушалась, что не подожгла эту квартиру, как однажды какой-то сарай…