Тирэн открыл было рот, чтобы возмутиться. Даже кулаки сжал — виданное ли это дело, обижать его господина? Но вдруг сдался, поник и пробормотал:
— Это все из-за меня. Я испугался тогда.
— Когда? — не поняла я.
— На приграничье. Когда объявили тревогу. Никогда раньше не сталкивался с подобным. Одно дело ездить с господином и прислуживать шардигару, и совсем другое — биться с живыми людьми. А ведь мне убивать нельзя никого — я клятву дал. В общем, растерялся совсем. Потому и пропустил, когда эта змея вас обманом взяла.
Тут уж и я пригорюнилась, вспоминая произошедшее.
— Но ты пытался меня остановить. А я тебе не поверила. Решила, что, если Ганна на свободе, значит, ей доверяют. И говорила она так убедительно! А я ведь тоже, знаешь ли, не каждый день битвы раньше видела.
Помолчав немного, обернулась и выдала:
— А вообще, все дело в Хакарке! Куда его понесло, когда нас похищать вздумали?
— Так он на защиту встал, — неуверенно ответил мальчишка, — воинов своих нам оставил. И мне велел за вами смотреть. Никто не верил, что Ганна может предать, госпожа. Она была прекрасным воином, верным.
— Угу, — хмыкнула я. — В первую очередь она была женщиной. И, судя по всему, с планами на будущее.
— Нет-нет, — затараторил Тирэн, — все знают, что господин искал жену-чужестранку. У кенарийцев есть закон третьего поколения, по нему он обязан был взять в жены иноземную женщину. Ганне не на что было рассчитывать.
— Мал ты еще, — отмахнулась я. — Что есть закон, если женщина уже приняла решение его обойти? Ни-че-го. Пустое место. Будь ему хоть тысячи лет, он рассыплется в прах перед ее напором.
— Но это глупо. Все, чего она добилась, — собственная смерть.
— Зато она попыталась. Хакарк дал ей надежду своим поведением и даже не понял этого. А значит, что?
— Что?
— Я была права! Во всем виноват он. Когда мы доберемся до моего супруга, непременно заставлю его просить прощения!
Тирэн споткнулся, пробежал несколько шагов вперед и, неловко остановившись, проговорил, глядя на меня с сомнением и восхищением одновременно:
— Давайте сначала до него доберемся, госпожа. А там уж… делайте, что хотите.
Внезапно развеселившись, я хихикнула, представляя, как супруг умоляет его простить. Тирэн покачал головой, видимо, догадываясь о ходе моих мыслей, но говорить ничего не стал.
Миновав еще несколько домиков, мы вновь повернули налево и остановились, нерешительно переглядываясь. Впереди, примерно в тысяче саженей от нас, раскинулся огромный рынок. Оттуда же доносилась нежная спокойная мелодия, навевающая скорее дремоту, чем желание раскошелиться. Однако там были люди, и много. Стоило миновать буквально десяток домов, перейти широкую дорогу, и мы могли смешаться с толпой.
— Это Хастария, госпожа, — заключил Тирэн. — Ночной базар есть только у южан. Но точно не столица. Скорее, окраина. Слишком маленькие здесь домики. Я видел картинки с изображениями Халифа, самого большого города. Там высокие дома и жизнь кипит ночью больше, чем днем.
— Наверняка ты прав, — кивнула я. — Нам рассказывали в монастыре о других странах. А одна из девушек даже готовилась выйти замуж за хастарийского подданного. Если все так, то днем здесь ужасно жарко, и именно ночью можно найти помощь и ночлег.
— Тогда идем на базар? — испуганно глядя вперед, спросил мой юный спутник.
— Да. Поправь капюшон и спрячь сумку под одежду. Еще не хватало, чтобы нас по краденой вещи опознали.
— Вы так говорите, словно осуждаете меня. — Тирэн покачал головой и, приподняв подол длинного наряда, прицепил сумку Хамира к поясу своих штанов. — А ведь я ничего не крал. Взятое — это всего лишь плата за нанесенный нам ущерб. Ну, как я выгляжу?
— Очень… эм-м-м… — Осмотрев мальчика с головы до ног, не удержалась и прыснула: — Такое ощущение, что под одеждой женщина на сносях. И ей вот-вот придется рожать.
— Замечательно. — Тирэн невозмутимо пошел вперед, рассуждая вслух: — Я отложил несколько золотых монет в карман — нужно разменять на базаре. Нам необходимы медь и серебро для расчетов в гостиных дворах. Люди, расплачивающиеся золотом и говорящие на всеобщем, привлекут слишком много внимания. Уж поверьте.
— Откуда ты столько знаешь? — изумилась я.
— Повидали бы с мое!
Мальчишка хмыкнул и затих, не желая говорить о себе.
До базара мы дошли быстро. Я беспокойно осматривалась, приглядываясь к снующим туда-сюда людям. Кто-то носил такую же одежду, как и мы; на других были белые и красные ткани, расшитые золотыми и серебряными нитями. Головы хастарийцев покрывали или капюшоны, или замысловато повязанные платки. Многие прятали лица за теми же платками, не желая обнажать даже незначительные части тела.
У широкой, вымощенной тщательно отшлифованным камнем дороги нам пришлось остановиться, пропуская несколько совершенно поразивших меня повозок Они были запряжены людьми. Мужчины, заменяющие лошадей, носили широкие, зауженные книзу штаны и мягкие даже на вид тапочки, сшитые из кожи. То есть торс был полностью открыт моему взору. Широкие плечи, могучая грудь, тугие напряженные мышцы…
— Одежда промокнет, — шепнул Тирэн, натягивая капюшон на мое лицо.