Запас прочности

— Нет, надо обязательно сделать, как я говорю. В газовую турбину поставим уже обкатанный подшипник. Вы же знаете, что температура вала этой турбины достигает нескольких сот градусов. Поставите туда новый, необкатанный подшипник — его может «закусить» и размолоть.

— Никогда бы не подумал…

— Подумали бы, размолов парочку подшипников, как это уже случалось у нас с Михайловым. Помните, старшина?

— Такое не забудешь, — подтверждает тот.

— Ну а теперь быстро за дело!

Пришел комиссар. Сказал, что руководить ремонтом приказано лично мне. Понятно, командир хочет, чтобы двигатель как можно быстрее вступил в строй.

Перестановка подшипников в турбинах — дело страшно канительное. Особенно осторожным приходится быть с лабиринтовыми уплотнениями — в море с ними лучше не связываться. Работали всю ночь. В тесноте, жаре и духоте. Было уже около десяти утра, когда завернули последнюю гайку. Мы с Брянским поблагодарили уставших, но довольных мотористов. Предвкушая заслуженный отдых, все отправились мыть руки. Я прошел в кают-компанию, доложил Лисину, что оба дизеля в порядке. В это время в люк просунулась голова штурманского электрика Игнатова:

— Товарищ командир, обнаружен одиночный транспорт!

— Торпедная атака! — приказал Лисин, и мы с ним побежали в центральный пост.

Годовщина Советской Латвии

Моряки занимают боевые посты. У манипуляторов горизонтальных рулей становится боцман, у вертикального руля — второй наш лучший рулевой, Александр Оленин. Бывший вахтенный офицер минер старший лейтенант Новиков стремглав убегает в первый отсек. Штурман чертит тонкую паутину курса и вполголоса ругается. Докладывает в боевую рубку:

— Под килем семь метров. Глубина быстро уменьшается. Прямо по носу песчаная банка.

Комиссар Гусев спрыгнул в центральный пост и тоже рассматривает карту. Командир нетерпеливо спрашивает из рубки:

— Ну как там? Можно ближе подойти?

— Нет, командир, ближе глубины не позволят, — вместо штурмана отвечает Гусев.

И все же командир решает атаковать. Стреляем с большого расстояния. С интервалом девятнадцать секунд выпускаем две торпеды. Ждем взрывов. Их нет. Мимо…

Командир спускается к штурману, впивается глазами в карту:

— Эти мели с ума сведут. Отбой торпедной атаки!

Лисин отрывает взгляд от карты, задумывается на мгновение и решительно натягивает на руки перчатки-краги.

— Оба дизеля — товсь! — гремит его голос. — Артиллерийская тревога!

В центральный пост вбегает Новиков с биноклем на груди. Не прошло и пяти минут, а он уже трижды перевоплощался. Был вахтенным офицером, по сигналу торпедной атаки стал командиром боевой части три, а по сигналу артиллерийской атаки готовится управлять артиллерийским огнем. Я тоже выступаю в новой роли: теперь я командир боевого поста подачи боезапаса. Моя обязанность — отдавать распоряжения в артпогреб, контролировать, какие снаряды вкладываются в элеваторный пенал: бронебойные или фугасные, зажигательные или осветительные. Я безошибочно разбираюсь в маркировке артиллерийских боеприпасов.

— В носу! В корме! — звучит команда. — Расчету стомиллиметрового орудия — в центральный пост!

— Всплывай! — приказывает командир, вбегая по трапу в боевую рубку.

Продуваем балласт. Палуба задрожала от работы дизелей. Слежу за тахометром левой линии вала. Как ведет себя турбовоздуходувка после замены подшипников? Кажется, нормально. Оба дизеля работают средним ходом.

Командир с артиллеристами уже на мостике. Развертываю свой боевой пост № 32. Матросы с тяжелыми снарядами в руках стоят наготове у люка элеватора. Над головой слышны торопливые шаги по верхней палубе, громкие голоса. Команда Новикова:

— Огонь!

Грохот выстрела настолько оглушителен, что ушам больно. Впечатление такое, что сидишь в железной бочке, по которой изо всех сил колотят кувалдой.

— Перелет, — улавливаю доклад наблюдателя-сигнальщика.

— Четыре меньше! — корректирует Новиков. — Огонь!

Еще удар, еще…

После четвертого выстрела слышим какой-то хруст и шипение.

— Транспорт выбросился на камни!

Над верхним рубочным люком склонился Лисин.

— Оба полный вперед! Приготовиться принимать раненых!

Их двое. Спустились по трапу без посторонней помощи и с такими радостными лицами, что, дай волю, пустились бы в пляс. Сейчас же стали рассказывать, как «здорово дали фашисту прикурить». Лекпом силком потащил их на перевязку. Ранения оказались легкими.

Отрывками до нас доходят подробности боя. Когда мы расстреливали транспорт, на горизонте показался вражеский сторожевик. Поэтому командир оставил выбросившееся на камни судно и полным ходом стал уходить от берега на большие глубины, где лодка смогла погрузиться.

— Жаль, что не добили фашиста, — сокрушается Новиков. — Но загнали его на камни — тоже неплохо. Наверняка он себе все брюхо распорол.

У Новикова появилась новая забота. Заело замок 100-миллиметрового орудия. Его так и не смогли закрыть. Ночью во время зарядки аккумуляторов матросы долго бились с пушкой. Рассвет уже наступил, а замок все не поддавался. Пришлось оставить его открытым.